Ожерелье королевы. Александр Дюма

покрывалом, вам захочется узнать, какое отношение эти портреты имеют к обитателям пятого этажа, нужно лишь повернуться к небольшому дубовому столу, за которым, облокотившись о него левой рукой, просто одетая женщина просматривает груду запечатанных писем, проверяя на них адреса.

      Портрет писан именно с нее.

      В трех шагах от молодой женщины, в позе, выражающей одновременно любопытство и почтение, сидит и наблюдает за хозяйкой старушка горничная лет шестидесяти, одетая, словно грёзовская дуэнья.

      Читатель помнит, что надпись под портретом гласила: «Жанна де Валуа».

      Но если эта дама принадлежит к роду Валуа, то как же Генрих III, этот король-сибарит, отъявленный сластолюбец, способен, пусть даже находясь на холсте, выносить зрелище подобной нищеты, когда речь идет об особе его рода и даже носящей его имя?

      Впрочем, сама дама с пятого этажа вполне оправдывала свое происхождение. У нее были белые, нежные руки, которые время от времени она грела под мышками. У нее были миниатюрные, узкие, продолговатые ступни, обутые в кокетливые бархатные туфельки, которыми она – опять-таки чтобы согреться – постукивала по плиткам, холодным и блестящим, как лед, что сковал парижские улицы.

      Когда очередной порыв ледяного ветра ворвался в комнату сквозь щели в дверях и окнах, горничная печально пожала плечами и с грустью посмотрела на очаг без огня.

      Что же до хозяйки покоев, то она продолжала перебирать письма и проверять адреса.

      Каждый раз, прочтя адрес, она делала небольшой подсчет.

      – Госпожа де Мизери, – бормотала она, – первая камеристка ее величества. Тут можно рассчитывать лишь на шесть луидоров, поскольку она мне уже давала.

      И она тяжело вздохнула.

      – Госпожа Патрис, камеристка ее величества, два луидора. Господин д'Ормессон, аудиенция. Господин де Калонн, совет. Господин де Роган, визит. И постараемся, чтобы он нам его отдал, – заметила с улыбкой молодая женщина и так же монотонно подвела итог: – Итак, у нас есть верных восемь луидоров на неделю.

      Она подняла голову.

      – Госпожа Клотильда, снимите же со свечи нагар.

      Старушка сделала, что ей было велено, и вернулась на место, серьезная и внимательная.

      Наконец эта пытка, похоже, женщине надоела.

      – Дорогая, – попросила она, – поищите, не осталось ли где хоть огарка восковой свечи, и дайте мне. Не выношу этих мерзких сальных свечей!

      – Да больше нету, – ответила старушка.

      – Все-таки посмотрите.

      – Где бы это?

      – В прихожей.

      – Там очень холодно.

      – Послушайте! Кто-то звонит, – вдруг встрепенулась молодая женщина.

      – Вы ошиблись, сударыня, – возразила старая упрямица.

      – А мне показалось, звонили, госпожа Клотильда.

      Видя, что старуха продолжает упорствовать, она сдалась, как люди, которые почему-то позволяют помыкать собою тем, кто ниже их и не имеет на это никакого права.

      Молодая женщина вернулась к своим расчетам.

      – Восемь