Странник и его страна. Михаил Веллер

все друг друга видят и знают. Заработок бригады делится на всех поровну, однако вводится коэффициент. Лучшие работники общим решением получают 1,2, худшие – 0,8. И это справедливо.

      И вот Фурника нам внушает, что надо быть сознательными и делить все отрядной коммуной. А мы трясем красными Уставами ССО ЦК ВЛКСМ и кричим, что не фиг нарушать устав, там ясно написано: на усмотрение общего собрания отряда. И не суйтесь. То есть диспут зашел в тупик.

      И тут из кухни девичий крик:

      – Фурника, ты что же, гад, делаешь!! Товарищ член районного штаба долбаный!!

      Немая сцена. Столбняк. Из кухни:

      – Чего Фурника опять натворил?

      – Этот член штаба хренов залез с ногами в котлеты и там нассал!!

      – А тряпкой ему по морде! Пока не свернулся.

      У Фурники выпрыгнули глаза. Волосенки дыбом. Рот ромбом, пульса нет.

      Все повалились друг на друга в стонах оргазма. Счастье было слишком большим. Нечем дышать. И только потом заревели хором и гоготали на все голоса, топая, дрыгая, хлюпая и умирая.

      Товарищ Фурника сказал, что это идеологический выпад против Партии, которая руководит комсомолом и учит соблюдать дисциплину и уважение к вышестоящим органам. И уехал.

      Вместо него приехал райштабфюрер, районный комиссар. Разговора о коммуне он не заводил. Он очень вежливо попросил нас быть осторожнее и умнее. И чтобы наша комиссарша поехала извинилась перед Фурникой. А то он пишет бесконечное письмо прямо в ЦК.

      – Люди бывают всякие, – мирно сказал он и вздохнул с намеком.

      А потом попросил показать ему нашего Члена районного штаба товарища Фурнику.

      – Да дайте вы ему человеческое имя! – сказал он, подумал и стал смеяться вместе со всеми.

      Скорпион

      Снеткова укусил скорпион.

      – Свояк свояка видит издалека, – сказали мы.

      Дурацкие забавы заразительны. Скорпионы были маленькие, бледненькие, тельце с пятнадцатикопеечную монету, хвостик как членистая спичка. Больше всего они хотели, чтоб их оставили в покое, и прятались от нас всеми способами. Фаланги выглядели упитанными и пытались скрыть свое уязвимое благополучие в норках поглубже, откуда юные натуралисты их бессердечно выковыривали.

      Они ядовиты весной, в брачный период. В июльскую жару бодрость у них уже не та. Днем они вяловаты и шарахнуты, оживают и пытаются поесть что бог послал в ночной прохладе.

      Молодецкой удалью было взять скорпиона за хвостик, подоить набухающий микрокапелькой коготок в первый попавшийся предмет, а потом посадить на ладонь и смотреть, как он в ужасе ждет дальнейших событий. Или прихватить фалангу поперек туловища, опустить на руку и препятствовать ей, медленно путающейся в своих восьми кривых ногах, вернуться на родной песок. Девушек такие шутки впечатляют.

      Снетков нас не одобрял. Он всю бригаду ни в чем не одобрял. Он был моральный миссионер и агрессивный гуманист.

      Если кинуть в стеклянную банку фалангу и скорпиона, то почти наверняка мощный паук своего грациозного