Бедный родственник. Шаг в сторону. Андрей Никонов

по краю роста деревьев, значит, люди ходили именно туда зачем-то. Но вроде ничего интересного я там, валяясь в луже, не обнаружил, хотя, честно говоря, и не искал особо. А раз они доходили, потом поворачивали и шли обратно, жилье должно быть недалеко, так мне мои аналитические способности подсказывали. Километрах в трёх-четырёх, дальше только общественным транспортом.

      Хоть я и был изнеженным городским жителем, но на рыбалку, охоту и по грибы приходилось ходить, а с прибавлением способностей пройти километров десять-пятнадцать, да даже пятьдесят, для меня не было такой уж невыполнимой задачей. Таймер зарядки портала отлично заменял секундомер, я просто запомнил, что вышел на «тропу здоровья» в 23–35 по портальному времени, и периодически проверял часы. Быстрым шагом по накатанной земле даже обычному человеку можно идти километров пять в час, если особо не глядеть по сторонам, я прошёл километра три, когда лес начал редеть и тропа расширилась до размера узкой грунтовой дороги, стали попадаться отводки от неё, уходящие в лес, следы колёс и отпечатки человеческой обуви. Явно не в кроссовках здесь ходили, плоские подошвы, каблуки чётко отделены. Но и не в туфлях. Замедлил шаг – попасться на глаза местным жителям не хотелось бы вот так, без подготовки, старался идти по краю тропы, чтобы, если что, успеть спрятаться за дерево.

      Глухой бубнеж я услышал, не доходя до перекрёстка с ещё одной дорогой метров двадцать, два мужских голоса о чём-то спорили, судя по интонации. Спрятался надёжно, как мне показалось, за разлапистым дубом, но голоса не удалялись и не приближались, собеседники стояли на месте, загораживая мне проход. Прислушался – язык вроде как на русский похож, но ни слова не понятно, они ещё и окончания проглатывают, и шипящих слишком много. Вроде как на польском говорят или на чешском. Но слышно было отлично, акустика здесь такая замечательная, что ли, или мой слух улучшился. Порадовало возникшее в голове сообщение: «Обнаружен неизвестный язык. Проводится анализ».

      Пока прибор работал и анализировал, даже просто так некоторые слова я начал понимать, а с ними и общую нить разговора. А тут ещё встроенный переводчик порадовал, сообщил, что анализ завершён, и подключился к расшифровке беседы.

      – Ты, Серко, от слова своего не отходи, – невидимый мне мужик, тот, что по голосу был старше, надменно и с ленцой отчитывал другого, – зачем брал, если отдавать не собирался. Знаешь ведь, что тебя ждёт. В закуп пойдёшь, и семья твоя вся.

      – Так ведь отдам, Велий Силыч, вот чтоб мне на месте провалиться, отдам… – невидимый Серко не сдавался, хотя интонации явно были просящие и униженные.

      – Да чем ты отдашь, голытьба, – старший, судя по характерному звуку, сплюнул. – Если тебя, твою семью и все хозяйство твоё продать, и половины не наберётся. Вот ведь связался с голодранцами, даже Роська, а у него тоже неурожай, рассчитался же, все отдал с процентами. Пришлось его брата смолянам в закуп отдать на десять лет, зато смотри, чист он теперь перед словом. А с тобой что делать, ума не приложу. С одной стороны, жалко тебя, а с другой, если