житым и убогим, стоял старый побеленный розоватой известью двухэтажный дом. Его окна с оборотной стороны фасада открывали великолепный вид на залив, и вся его нехитрая архитектура вызывала чувство ностальгии по безвозвратно ушедшему прошлому. Той ностальгии, которую испытывает всякая утончённая душа при встрече со всем историческим, отдалённым и забытым. В этом доме, несмотря на его ветхость и общую неустроенность, текла всё та же жизнь. И эта жизнь в своей сути ничем не отличалась от жизни, протекающей где-нибудь в Санкт–Петербурге, или Риме сейчас, или где-нибудь в Мадриде, или Париже в прошлом веке. Люди в этом доме радовались тем же вещам, огорчались, когда им не везло, плакали такими же слезами, и смеялись таким же заливистым смехом. И дворовые собаки нисколько не отличались от собак других городов и иных времён, они также лаяли и так же выпрашивали у прохожих съестного, смотря своими грустными многозначительными глазами. Ведь на самом деле жизнь, где и когда бы она ни протекала, в сути своей нисколько не отличается, и несёт всё те же радости и страдания, всё те же восторги и разочарования. И все наши иллюзии на этот счёт, так и останутся иллюзиями. Но наша противоречивая душа, наша мятежная парадоксальная сущность, убеждаясь хоть в тысячный раз, что жизнь всюду одинакова, тем не менее, не перестаёт верить, что где-то там сейчас, и когда-то в прошлом, она была совершенно иной, и что обязательно станет иной в будущем. Такова наша природа. Мы живём мечтами другой жизни, живём грёзами о прошлом и будущем. Всё настоящее, ежесекундное, мы воспринимаем как нечто необходимое, и потому в некотором смысле навязанное. К тому же мы плохо его чувствуем, мы никогда не успеваем за ним, ибо оно летит слишком быстро. Я даже подозреваю, что мы ещё не обладаем «органом», который мог бы с достаточной степенью очевидности фиксировать настоящее, и оно является нам лишь как фантом, лишь как форма противоречия, как линия разграничения, нечто вроде «горизонта событий», в центре которого лишь пустота. Настоящее воспринимается нашим разумом как некое неосязаемое поле разделения, лишь как граница между бескрайними монадами прошлого и будущего, лишь как линия сопротивления, – точка разряжённого поля, в котором на самом деле нет ни времени, ни пространства. И в то же время, для нашего реального разумения, также не существует ни прошлого, ни будущего. Ибо прошлое существует лишь как постоянно растворяющаяся дымка, – как образ, остающийся всегда за спиной и уходящий за горизонт, – туда, где нет никакого существования, и всё его бытие лежит лишь в трансцендентальных сферах нашей памяти, где нет ничего кроме отпечатков, неких следов на влажной почве. Будущее же существует лишь как грёза, как мифическое астральное «экзобытие», всегда остающееся за противоположным горизонтом, и расправляющее свои крылья пред лицом заглядывающего вперёд сознания. А точнее сказать, нашему сознанию лишь представляется, что оно заглядывает вперёд, на самом же деле оно смотрит лишь в свои внутренние пенаты, в свой внутренний иллюзорный мир действительности, для которого в реальности нет никакого истинного прототипа. И на самом деле будущее никогда не приходит к нам, оно всегда – там, за пределами. И отражаясь в зеркалах нашего поднимающегося ввысь разума, лишь представляется реальным. Мы убеждены, что будущее трансформируется в настоящее. Но на самом деле оно лишь проходит через «чёрную дыру» нашего ноумена, и тут же превращается в прошлое. Его бытие в настоящем, не имеет не своего времени, не своего пространства.
Это противостояние прошлого и будущего, их строго направленная векторная трансформация, порождает в нашем осмыслении такую же «чёрную дыру», – некий её метафизический антропоморфный суррогат, который и вызывает все противоречия, сомнения и недоверия, так присущие нашей душевной организации. С одной стороны, вся окружающая жизнь, весь архаический мир, не имеет к нам непосредственного прямого отношения, так как совершенно не зависит от нас, от нашего существования и произвола, с другой стороны, абсолютно доминирует над нами, заковывает в свои оковы и властвует над всеми нашими действиями, принципами и воззрениями. И в то же самое время, мы осознаём, что вся эта жизнь и весь этот действительный мир, от самых грубых, до самых тонких и эфемерных его монад, от самых глобальных и необъятных, до мельчайших и незаметных явлений, рождается и развивается только в нас, в нашем «бездонном колодце-разуме», в его безграничном микрокосме, и управляется неосознаваемой нами монадой божественного произвола, чувствуемого нами, лежащего за «горизонтами событий» нашего ноумена, некоего всеобщего всеохватывающего и всевластного начала. И как в глубоко сакральном смысле, так и в реально действительном, мир, лежащий пред нашим взором, весь его необъятный бескрайний космос, как и весь пантеон неосознанного, – суть продукт этого «микрокосма» и целиком и полностью зависим от него.
Момент реальности существует только для тебя, и ни для кого другого. Только твой разум делит мир на прошлое и будущее. Только он превращает инертное, бездвижное в своей глубинной субстанциональности бытие мира, в подвижную субстанцию, – реку, текущую медленно во времени, по бескрайним долинам пространственного, этого бескрайнего поля, созданного и культивируемого им же. А значит и самой в себе реальности, – не существует. И только твоя фантазия строит всякое бытие и саму жизнь. – Жизнь в себе и для себя. Весь этот мир,
