Дети сакморов. Александр Уваров

нашли, у кого защиты просить!»

      И улыбался сдержанно, одними уголками губ.

      После ухода менеджеров прошло минуты три. И по прошествии трёх минут услышал Илья Григорьевич голос секретаря, прозвучавший в динамике интеркома:

      – К вам женщина….

      Ниночка была явно смущена.

      – Та, о ком вы предупреждали.

      Савойский немедленно вскочил и, на ходу перепрыгнув через кровавую лужу, подбежал к двери кабинета.

      Оказавшись в приёмной, немедленно кинулся он к стоявшей у секретарского стола тихой, скромно одетой женщине…

      В которой Любанин, доведись ему вдруг неведомо какими путями и судьбами оказаться в этот момент в этом самом месте, сразу же узнал бы лунную даму, что труп прятала да ворожила над земляным провалом в ночном парке.

      По счастью для Любанина, в этом нехорошем месте и в это неурочное время он не оказался (хватило ему и других мест, и иных неподходящих моментов), потому не пришлось даме повторно посылать за ним в погоню своих слуг (из коих, впрочем, во время этого визита сопровождал её только один, да и тот, столбом стоя, дожидался хозяйку в коридоре).

      Так что обошлось без погони и ненужного шума.

      Савойский, подскочив к даме, нагнулся и, не смея коснуться бледной руки не слишком чистыми губами, поцеловал воздух возле слегка дрогнувшего указательного пальца.

      И прошептал почтительно, не разгибая спины:

      – Честь для меня, повелительница, принимать вас в моём скромном убежище. Не побрезгуйте, пройдите…

      И он, вывернув шею, как-то очень ловко кончиком носа показал на гостеприимно открытую дверь кабинета.

      Женщина, не ответив на столь почтительное приветствие, молча зашла в убежище людоеда.

      Савойский на цыпочках пробежал вслед за ней, успев на ходу прохрипеть секретарю, состроив рожу грозную и гнусную одновременно:

      – Кыш отсюда! В коридоре стой! И смотри, чтобы никого!.. Никого!

      И закрыл за собой дверь.

      Лунная дама, немного приподняв подол длинного чёрного платья, обошла кровавую лужу.

      И уверенно се в директорское кресло, сказала повелительным тоном замершему в полупоклоне Савойскому:

      – Грязно у тебя тут, Илья. Отчего ты опять намусорил?

      Илья Григорьевич хихикнул смущённо и тут же, осёкшись, прикрыл на секунду рот ладонь.

      И тут же, смущённо покраснев, ответил:

      – Совещание у нас было. Один из моих сотрудников провинился.

      – Это связано с нашими делами? – тут же спросила дама.

      Голос её звучал ровно и безжизненно, но привыкший ухватывать даже малейшие его интонации Савойский сразу почувствовал какие-то очень нехорошие, неприятные нотки.

      Надо было бы успокоить грозную повелительницу, сказать в ответ что-нибудь приятное, но знал Савойский, хорошо знал, что обманывать повелительницу не только плохо, но и крайне, крайне опасно.

      Даже ему, людожору первого ранга, обман с рук не сойдёт.

      Он знал, что у лунной красавицы два наказания: