В каждом светит лучик. В каждом живёт автор. Виктор Гаврилович Кротов

Игорь!» – и он убежал, по-моему, в три стороны сразу.

      Я задумался: почему в полдвенадцатого? Сейчас ведь первый час. Значит, в полдвенадцатого НОЧИ? Неужели он думает, что я здесь ночевать останусь?.. Ну и напористые они здесь!

      – Мне Игорь сказал, что вы журналист! – тонким срывающимся голосом обратился ко мне парень лет восемнадцати, ужасно высокий и ужасно худой. – А как по-вашему, справедливо ли Чуковского причисляют к великим детским поэтам? Вы заметили, с какой навязчивостью он писал о крокодилах?..

      И мы углубились в обсуждение тонкостей поэтики классика детской литературы. Костя (представиться он забыл, но я всё-таки вытребовал у него имя) нападал, мне оставалось защищать дедушку Корнея. Что ж, мне и вправду нравились его стихи, а крокодилы меня вовсе не смущали. Потом дошло и до Хармса, и до Сапгира (его Костя уважал). Юный эрудит шпарил стихи наизусть, и некоторые из них, признаться, я слышал впервые.

      – С вами интересно разговаривать, – обронил мой собеседник. – Здесь не так много начитанных людей. К тому же я тут всем уже надоел.

      – Прошу прощения, – вмешалась в разговор строгая рыжеволосая женщина. – Мне сказали, что вам нужно дать талоны на обед и на ужин. А переночевать вы можете в летнем корпусе номер два, вторая комната.

      – Вот видите, – с горечью сказал Костя. – Наш разговор ничего не стоит. В любой момент его можно оборвать.

      – Костя, перестань, я тебя умоляю, – вздохнул женщина.

      – Да, конечно! Всегда одно и то же. Всё, ухожу. Естественно – никому я не нужен! – пронзительно воскликнул Костя, воздевая руки к небу.

      Быстрыми шагами он унёсся прочь и вскоре исчез среди елей.

      – Ничего страшного, – женщина грустно посмотрела мальчику вслед. – Просто нелегко жить с шизофренией. А вообще-то он очень талантлив. И сам стихи сочиняет. Попросите его прочитать…

      – Попрошу. У вас, видно, уже решено меня до завтра оставить.

      – Почему до завтра? Я вам утром в столовой на любой день выдам талоны.

      – Ах, да! За талоны спасибо.

      – Почему спасибо? – удивилась женщина. – Сорок рублей за обед и двадцать за ужин. Мы благотворительная организация, но только для тех, кому это действительно нужно.

      – Ой, извините, – я с облегчением полез за кошельком.

      Приятно знать, что ты ничем никому не обязан. А то будут ждать от меня ответных любезностей, журналистских. Очерк там, или ещё что. Но я же во всех этих аутизмах и шизофрениях тёмный лес.

      Ещё тут было много «дэцепэшников» – детей с церебральным параличом2. Так мне сказал Александр Иванович, главный в лагере врач, который подсел ко мне на скамейку. Это было перед плацем – утрамбованной площадкой, где с детьми занимались ездой на лошадях.

      – Лечебной верховой ездой, – уточнил доктор. – Или, по-другому, иппотерапией.

      – О, новое веяние? – усмехнулся я.

      – Какое там новое! Ещё Гиппократ советовал верховую езду для больных

2

По сути ДЦП (детский церебральный паралич) – это не болезнь, а состояние, при котором нормальное развитие ребенка чрезвычайно затруднено. Детям и взрослым с последствиями ДЦП из-за поражений мозга, произошедших в ранний период развития, трудно, а порой и невозможно управлять своим телом, речью и даже взглядом. (Прим. ред.)