Мамочки мои… или Больничный Декамерон. Юлия Лешко

усики общего впечатления не портили.

      – Здравствуй… Белочка, – осторожно ответил Владимир Николаевич на приветствие. Ошибся! Потому что красавица даже несколько обиделась:

      – Я – Лисичка. Доктор, мы волнуемся, как там у нашей подруги дела. Может, ей что-то понадобится, мы ведь прямо с утренника сюда.

      – А вот сейчас и узнаем, – заверил доктор и вошел в смотровой кабинет.

      Лисичка присела рядом с Дедом Морозом:

      – Слушай, а у нас же еще сегодня в 16.00 во Дворце железнодорожников утренник. Ладно, я на всякий случай Людке Колесовой позвоню, подменит Зойку.

      Дед Мороз издал какое-то хрюканье:

      – В Людке метр восемьдесят без каблуков. Заяц-мутант, блин…

      Лисичка покосилась на коллегу:

      – Ну и ладно, смешнее будет. Лишь бы тут, – она кивнула в сторону закрытой двери, – все в порядке было.

* * *

      А за дверью врач приемного покоя заполняла карточку сидящей на кушетке мамочки. Бобровский, скрестив руки на груди, внимательно слушал и так же внимательно разглядывал молодую женщину. Хотя разглядеть было мудрено: большущий казенный халат скрывал небольшое тельце, а уж лица было и вовсе не разглядеть. Кроме глаз, конечно. Глаза – наивные, голубые, с наклеенными длинными ресницами, вполне подошли бы Мальвине, например. Однако два больших белых зуба, мастерски нанесенные рукой художника-гримера сразу под носом, не оставляли никаких сомнений: это – Заяц. Бобровский стоял и думал: как бы так изловчиться, да и сфотографировать этот персонаж на телефон, но чтобы мамочка не обиделась?…

      – Сколько полных лет?

      Заяц ответил вполне женским, чуть с хрипотцой голосом:

      – Тридцать пять… С половиной…

      Врач привычно поправила:

      – Тридцать пять… Какая беременность?

      Вопрос почему-то озадачил мамочку:

      – Какая беременность?

      Врач констатировала:

      – Первая, значит… – и ошиблась, потому что мамочка уточнила:

      – Нет, не первая. Ну да, первая, в общем, получается…

      Бобровский решил вмешаться:

      – Первый раз – аборт?

      Мамочка обратила к нему свою потешную мордашку:

      – Выкидыш.

      Врач молча записала что-то в карточке, а потом ненароком глянула на пациентку:

      – Да ну вас, в самом деле, – и засмеялась.

      А Бобровский не засмеялся, хотя давно уже не видел на этом месте никого смешнее. Он просто увидел, как у мамочки задрожали губы.

      – На каком сроке? – спросил он, и Заяц повернула к нему свое лицо и свои, полные слез, прекрасные глаза. Увидела доктора, похожего на голливудского актера, и мигом прониклась к нему доверием:

      – На малом.

      Бобровский кивнул:

      – И после… Не беременели?

      Заяц опустила глаза и нахмурилась:

      – Развод был после… Да, в смысле, больше беременностей не было.

      – Ну, все ясно, – подытожил Владимир Николаевич и, подойдя поближе, заглянул