День рождения Лукана. Татьяна Александрова

протягивая руку и легонько гладя ее по щеке. – Я нашла того, кто скажет о тебе правду. И я опять иду к тебе… Принимай гостью! Если б ты знал, как я по тебе соскучилась!.. А ты? Ты ждешь меня?

      Темные пустые глазницы маски смотрели на нее печально и строго. Полла вглядывалась в любимые черты и, напрягая внутреннее зрение, старалась представить мужа таким, каким увидела его впервые.

      В тот осенний день, с которого все началось, – это был год третьего консульства Нерона[36] – она, тринадцатилетняя, так же рассматривала себя в зеркало и была решительно недовольна своим отражением. Щеки казались ей слишком толстыми и слишком розовыми, нос – как будто зажатым между ними. Глаза смотрелись сонными. Волосы, заплетенные, как того требовала бабушка Цестия, выглядели прилизанными и открывали уши. Вконец расстроенная, Полла отложила зеркало и побрела в дедовскую библиотеку. В чем еще найти утешение, как не в книгах? Там все девушки прекрасны, в них влюбляются боги и герои. Можно забыть о самой себе, о своих толстых щеках и прилизанных волосах и жить их жизнью или даже их бессмертием. В ту пору Полла очень увлекалась Овидием. Ее восхищали не только сами описанные поэтом превращения, но и переходы от мифа к мифу в «Метаморфозах» – то плавные, то неожиданные. А как трогал ее овидиевский рассказ о похищении Прозерпины! Юная богиня казалась ей ровесницей, почти подружкой, так что и ее забавы, и ее ужас Полла переживала почти как свои:

      …Глубоководное есть от стен недалеко геннейских

      Озеро; названо Перг; лебединых более кликов

      В волнах струистых своих и Каистр едва ли услышит!

      Воды венчая, их лес окружил отовсюду, листвою

      Фебов огонь заслоня, покрывалу в театре подобно,

      Ветви прохладу дарят, цветы разноцветные – почва.

      Там неизменно весна. Пока Прозерпина резвилась

      В роще, фиалки брала и белые лилии с луга,

      В рвенье девичьем своем и подол и корзины цветами

      Полнила, спутниц-подруг превзойти стараясь усердьем,

      Мигом ее увидал, полюбил и похитил Подземный —

      Столь он поспешен в любви! Перепугана насмерть богиня,

      Мать и подружек своих – но мать все ж чаще! – в смятенье

      Кличет. Когда ж порвала у верхнего края одежду,

      Все, что сбирала, цветы из распущенной туники пали.

      Столько еще простоты в ее летах младенческих было,

      Что и утрата цветов увеличила девичье горе!..[37]

      Все это Полла, конечно же, знала наизусть. А еще там же, в библиотеке, она нашла маленькую книжечку стихов собственного деда. Да, там так и было написано: «Марка Аргентария песни». Ну не то чтобы песни, но греческие эпиграммы. Полла с детства хорошо говорила по-гречески, ее няня Хрисафия родом была афинянка. Разумеется, и чтение, которому обучал ее дед, далось ей легко. Начав читать дедушкины творения, она то и дело в смущении чувствовала, как кровь приливает к щекам, но чтение показалось ей увлекательным, а местами и утешительным:

      Нет, не любовь это,

36

58 г. по Р.Х.

37

Пер. С.В. Шервинского.