Соблазненный обольститель. Изобел Карр

но не мог совладать с темной звериной страстью, с исступленным желанием, которое пробуждала в нем она. Это головокружительное чувство напоминало падение в бездну.

      – Кажется, вашей дочери удалось прибрать к рукам моего братца?

      Филипп кивнул. Ровный гул разговоров растекался по залу. Возможно, среди публики и затерялось несколько истинных театралов – ценителей искусства, пришедших сюда ради спектакля, но большинство явилось показать себя и поглядеть на других. Подлинное представление разыгрывалось не на сцене, а в партере и в ложах.

      Шум голосов слегка ослабел, когда звуки оркестра возвестили о неизбежном появлении на сцене актеров. Однако графиня не потрудилась повернуть голову. Она продолжала смотреть на Филиппа огромными темными глазами, которые, казалось, с легкостью читали в его душе. Так кошка лениво раздумывает, позволить ли себя погладить или выпустить коготки.

      Филипп с трудом заставил себя посмотреть на сцену, желая всем сердцем оказаться наедине с графиней вдали от любопытных глаз. Слева от него сидели лорд и леди Моубрей, а позади Генри Карлоу, склонившись над оркестровой ямой, беседовал со знакомыми, занимавшими соседнюю ложу, но Филипп едва замечал их. Они казались ему лишь декорациями, не более живыми, чем разрисованный задник, перед которым выступали актеры.

      Отец мадам де Корбевиль как-то обмолвился, что собирается на лекцию в Британский музей в сопровождении дочери, и хотя Филипп не хотел идти, в условленный час он, сам того не желая, оказался в зале музея, слушая вполуха лекцию об искусственном охлаждении воздуха и виновато поглядывая на будущую золовку своей дочери, словно мальчишка-подмастерье, мечтающий о прекрасной молочнице.

      С того дня каждое утро на рассвете он отправлялся на верховую прогулку в надежде увидеть графиню, а заметив, как она входит в кондитерскую Негри, бросился со всех ног вниз по улице. Иногда, предаваясь мечтам, он представлял себе ее улыбку. Но сны его были полны ею. Обнаженная, распаленная страстью, словно Лилит в Эдеме, она извивалась всем телом, оседлав его бедра.

      Филипп потерял жену, когда Ливи едва научилась ходить, и хотя, разумеется, он не давал обета целомудрия, в последующие годы его нечастые любовные связи всегда бывали мимолетны, а любовницы проявляли крайнюю осторожность, боясь огласки не меньше его самого. Маргарет, графиня де Корбевиль, напротив, имела репутацию женщины, которую осмотрительность заботит меньше всего на свете.

      Глава 9

      Густой туман, похожий на мглу, временами окутывающую вересковые пустоши в Холиншеде, опустился на Лондон перед рассветом. Во влажном воздухе стоял удушливый запах угля и морской воды. Ливи показалось, что она тонет. Сделав глубокий вдох, она сжала поводья непослушными пальцами. Кожаные перчатки сгибались с трудом. Обычно, согретые теплом рук, они мягко обтягивали пальцы, но теперь задубели от холода и стали жесткими, как грубые рукавицы.

      – Вы не хотите вернуться домой? – натянув поводья, спросил Девир, пытливо глядя на нее темными глазами. – Вам вовсе не обязательно потворствовать