Дайте место гневу Божию (Грань). Далия Трускиновская

знатный – приедет сам профессор Бобкович!

      – Да вы еще даже помещение для семинара не сняли! – возмутился Герка. – И профессор Бобкович уже три месяца как умер!

      – Откуда, позвольте спросить, такая информация? – ядовито осведомилась сотрудница центра.

      – Да видно же! – Герка показал на фотографию покойного, которую обнаружил тут же, в центре, на обложке тоненькой брошюрки про гипноз и зомбирование.

      Когда он вечером рассказал отцу про фотографию, тот призадумался.

      – А что, Надюшка, может, у нас в самом деле Давид Копперфильд вырос?

      – А я тебе о чем говорила? – возмутилась Надя. – Мне иногда страшно становится, такое он брякает!

      – Ты знаешь, сколько зарабатывает Копперфильд? – спросил тогда Богуш. – А то еще был такой Ури Геллер. С Геркиными тройками, Надя, ему прямая дорога в факиры. Вот скажи, сын…

      Это слово батька выговорил с особым удовольствием.

      – Ну?

      – Ты на юрфак хочешь?

      – Ну… – Герка пожал плечами и сквасил рожу.

      – Вижу. Вот на юрфак я бы устроил даже дауна – но тебе туда не надо. Иностранные языки?

      – Какой смысл? – спросил Герка. – Через пять лет все будут спикать на инглише как Шекспиры. И переводчики пойдут в дворники – дружными колоннами.

      Он вспомнил, что факультет во все времена был девичьим, и добавил – с большим, впрочем, сомнением:

      – Или замуж…

      – А немецкий? Испанский?

      – Кому он нужен, этот немецкий…

      – Менеджмент? Управление производством? Финансы? Ты что, банкиром не хочешь стать?

      – Хочу, – честно признался Герка. – На две недели. Это, наверно, страшно скучно. А за две недели я там свой порядок наведу…

      – Гриша, он ведь даже не знает, как сто долларов выглядят, – напомнила Надя. – Для него «банк» – пустой звук.

      – Это правда? – изумленно спросил батька. – Надя, я же постоянно посылал деньги!..

      – Рублями.

      – Ага! Понял! – Богуш выскочил из-за кухонного стола, побежал в спальню, полез во внутренний карман висевшего на спинке стула пиджака. Вернулся он с портмоне в руке.

      – Держи, сын. Вот это – один доллар, храню на счастье, но для тебя не жалко. Это – пять, это – десять… куда двадцатка задевалась… ладно, будет и двадцатка… Это – полсотни! А это – сотня! Забирай! И чтоб я больше от матери жалоб не слышал – живого доллара не видел!

      Герка ойкнул.

      Богуш радостно смотрел, как сын сгребает с кухонного стола банкноты.

      – Что, Надюшка? Поднимем ребеночка? Сделаем из него настоящего мачо?

      – Да ну тебя, – ответила Надя. – Хватит его баловать, нос задерет.

      – Вот и замечательно!

      Герка деньги припрятал в надежде найти нормальные курсы, чтобы летом походить и хотя бы разобраться в себе. Он хотел понять, что за голос иногда произносит в голове слова, которые прозвучат часа через два-три, а то и через неделю. Он также хотел знать, что означают