Дайте место гневу Божию (Грань). Далия Трускиновская

Фесенко нахмурился. – Сергеев, вы тут все выходы изучили?

      – К этому месту, Александр Ильич, можно попасть трояко: так, как мы шли, то есть, если от перекрестка Московского и Грушко – это самый короткий путь; еще через Савин переулок, но там нужно еще знать, в какую дверь войти; и есть два входа со стороны парка, но они ведут в один двор, вон тот, так что я их за один вариант и считаю. Все остальные двери и ворота намертво заколочены еще… еще… ну, с первой мировой, наверно!

      – Что бы он мог искать ноябрьской ночью в парке? Каких приключений на свою задницу?!.

      На этот вопрос следователю Фесенко никто не ответил.

      – Александр Ильич, давайте продолжим, – тихо попросил Степанов. – Я лично могу хоть на Библии присягнуть, что никогда здесь не был, а ту ночь я провел один, читал, свидетелей, сами знаете, нет.

      – Но он о вас ни слова не сказал, вы вне подозрений.

      – Я тоже тут впервые, – добавила Катя. – Только знаете что? Папа мне про эту трущобу рассказывал! Тут наша бабушка работала, когда он был маленький. Со стороны парка я эту фабрику видела, а во дворе никогда не бывала.

      – Хорошая зацепка. Оля?

      – Впервые в жизни! – выпалила тележурналистка. – Но, Саша, знаешь – дежа вю, мне все больше кажется, что я тут уже когда-то побывала…

      – Когда?

      – Да говорю же тебе – никогда, но эта местность мне знакома…

      – «Эта местность мне знакома, как окраина Китая», – процитировал Саша, и Катя посмотрела на него с уважением.

      – Вот когда вы сказали про это, и я тоже понял – то ли видел во сне, то ли по телевизору, но есть какое-то чувство узнавания, – признался Степанов.

      – У меня нет под рукой Библии и я не могу содрать с вас клятву, но вы можете просто дать честное слово, что забрели сюда впервые? – спросил Саша.

      – Честное слово – а какого рожна я должен был тут искать? Вот Катя – она бы, пожалуй, могла бродить по задворкам, она экскурсовод все-таки…

      – Я иностранные группы вожу! Вы что, думаете, я стану им эту срамоту показывать? – обиделась девушка.

      – Катя, а вы?

      – Что – я?

      – Нет этого, как сказал Сергей Михайлович, чувства узнавания?

      Катя задумалась.

      – Я боюсь спутать. Мне же папа рассказывал про эти дворы, как он тут играл, потому что сразу после школы приходил сюда к бабушке обедать в фабричной столовке… Я просто боюсь соврать, понимаете? Что-то я знаю, буквально вижу собственными глазами, но откуда знаю – уже не знаю!

      – Ясно… Сергеев?

      – Но я же здесь уже был, Александр Ильич!

      – Точно…

      Следователь Фесенко обвел взглядом свою странную команду: юный белобрысый Сергеев, с правильной сытой физиономией мальчика из тренажерного зала и правильным ожиданием в глазах, какое приличестсвует подчиненному; Ольга в короткой рыжей шубе, спереди на полметра короче, чем сзади, с взъерошенными баклажанными волосами; Катя в вязаной шапочке и старой, еще материнской дубленке, которую носит и будет носить из принципа, как напоминание