Тайна моего отражения. Татьяна Гармаш-Роффе

с которым разговорилась в магазине. Правда, курс этот рассчитан на несколько месяцев, в течение которых нужно жить в Париже…

      Игорь удивился такой идее, пожал плечами. Он что-то взвешивал про себя. И наконец сказал:

      – Возьми пока что все необходимые анкеты для заполнения. А там посмотрим.

      Но я знала, что это означало согласие.

      Месяц в Москве, готовя свои документы для Сорбонны, я провела, как в бреду. И постоянным сюжетом этого бреда была девушка, похожая на меня. Она мне снилась, я думала о ней повсюду, мысль о ней накрывала меня волной нервной судороги и жара. Я не понимала, что со мной происходит…

      Не выдержав, я сказала как-то Игорю. Легко так, вроде невзначай, за завтраком:

      – Представляешь, я видела в Париже девушку, похожую на меня как две капли воды! Я обалдела, когда ее увидела! До того похожа…

      – Бывает, – ответил Игорь, допивая свой кофе уже стоя. – Я тебе позвоню часа в три.

      Ну правильно. А на что я рассчитывала?

      Тогда я решилась и пристала к маме. Мама недоуменно пожимала плечами и заверяла, что никакой сестры-близняшки у меня нет и никогда не было. Что я родилась одна-единственная, ее дочка, дочурка, ее ребенок… Она почему-то расплакалась, потом пошла пить валокордин.

      Конечно, мама могла так рассентиментальничаться просто из-за воспоминаний о маленьком пушистом бебике, которым я была когда-то, когда умещалась в маминых руках, а теперь вымахала в здоровенную дылду и к тому же переехала к Игорю, и мама скучает в одиночестве, ведь у нее никого, кроме меня, нет… Ну и так далее. Но что-то подозрительное в ее валокордине все же было.

      Я сказала:

      – Мам, ну, пожалуйста, скажи мне правду… Ты что-то не договариваешь… Я ведь чувствую.

      Мама покачала головой, глядя на меня почему-то укоризненно.

      – Знаешь, почему мы развелись с твоим отцом? – заговорила она наконец. – Не только потому, что он пил. Но еще и потому, что он меня довел своей ревностью. Ты ведь на него не похожа… Совсем не похожа. Ни чуточки.

      Я молчала, не зная, что последует – или не последует? – за этим вступлением. Но и мама замолчала. Наконец я отважилась и спросила:

      – Я действительно… То есть мой отец действительно мой?.. Или?..

      Мама подняла на меня удивленные глаза и, заливаясь краской, как первоклассница, сказала мне твердо:

      – Я твоему отцу не изменяла.

      – Извини, мам, не думай, я просто спрашиваю, чтобы понять… Я бы тебя не осудила. Всяко бывает в жизни, – произнесла я философски.

      Мама, кажется, удивилась еще больше. Потом улыбнулась и покачала головой:

      – Но ты ведь и на меня не похожа. Ни в какой период жизни в твоем лице не промелькнуло сходства с кем-то из нас или хотя бы с дедушками-бабушками… Я наблюдала, как медсестра, целые семьи и знаю, что бывает так: родился младенец – ни на кого не похож, в год становится похож на папу, к десяти вдруг мама проявляется, к двадцати какая-нибудь бабушка или тетя… Или наоборот. Но ты – никогда, ни на кого. Понимаешь?

      – Конечно.