Дама с рубинами. Совиный дом (сборник). Евгения Марлитт

с тобой, Болдуин. Прошу тебя, удели мне несколько минут, – сказала советница, а с тех пор как господин Лампрехт имел честь назваться ее зятем, просьбы равнялись для него приказаниям, и он всегда почтительно их выполнял.

      Советница направилась к одному из маленьких, стоявших в глубоких оконных нишах кресел, полускрытых складками и кружевами шелковых гардин. Она привыкла с этого места смотреть на зятя, когда он сидел за небольшим письменным столом с изящным чернильным прибором.

      – Ах, это восхитительно! – воскликнула старуха, остановившись около стола и глядя на лежащий на нем портфель.

      Действительно, на медальоне, украшавшем портфель, с изумительным искусством были изображены переплетающиеся между собой нежные ростки папоротника и просвечивающая сквозь них низкая лесная поросль.

      – Оригинальная идея и прелестное исполнение, – прибавила советница, рассматривая рисунок в лорнет. – Вот колокольчик тянется из своей чашечки и ягода земляники… Удивительно мило! Вероятно, это работа женщины, не правда ли, Болдуин?

      – Возможно, – сказал он, пожимая плечами. – Промышленность использует теперь многие тысячи женских рук.

      – Так это придумано не лично для тебя?

      – Скажите мне, кто из всех наших знакомых дам был бы в состоянии сделать такую художественную, требующую громадного терпения работу, к тому же для человека, сердце которого для них навсегда закрыто?

      Он отошел к другому окну, между тем как старая дама удобно устраивалась в маленьком мягком кресле.

      – Ну да, в этом ты, пожалуй, прав, – сказала она, улыбаясь, тем равнодушным тоном, которым говорят о давно известных, неоспоримых истинах. – Фанни унесла с собой в могилу твою клятву в вечной верности. Третьего дня опять зашел об этом разговор при дворе. Герцогиня вспомнила о том времени, когда моя бедная дочь была еще жива и возбуждала своим счастьем всеобщую зависть, а герцог заметил, что ни к чему превозносить доброе старое время и сравнивать с нашим, что теперь бывают люди еще более благородные. Например, уважаемый всеми Юстус Лампрехт, которого даже боялись за его строгость, открыто нарушил в молодости клятву верности, правнук же как бы пристыдил его, доказав свою верность и твердость характера.

      При словах тещи Лампрехт опустил глаза. Казалось, он на минуту потерял почву под ногами, утратил свою гордую самоуверенность, смелость и сознание того, что он богат и силен, – он стоял, словно пристыженный строгим выговором, низко опустив голову и до крови кусая губы.

      – Ну что же, Болдуин! – воскликнула советница и наклонилась, всматриваясь, будто пыталась понять, отчего он так тихо стоит в оконной нише. – Разве тебя не радует такое лестное мнение о тебе при дворе?

      Шуршание шелковых гардин, когда он отходил от окна, заглушило вырвавшийся у него глубокий вздох.

      – Герцог, кажется, больше ценит в других эти благородные качества, чем в себе самом, – он женился во второй раз, – произнес он с горечью.

      – Подумай, что ты говоришь! – накинулась на него с испугом старая