Удачи тебе, сыщик!. Николай Леонов

может не стесняться и есть в свое удовольствие. Вырез на платье женщины начинался чуть выше пояса, и когда она подошла и наклонилась к Гурову, чтобы наполнить стакан, то тяжелые атласные груди заколыхались у лица сыщика. Он поднял взгляд выше, посмотрел ей в лицо, женщина, лукаво улыбаясь, показала ему язык, как бы говоря: знаю, знаю, но не твое. Гуров решил игру принять и театральным жестом прикрыл ладонью лицо.

      – Сергей, мужчина наелся и начинает меня соблазнять. – Вильнув бедрами, она быстро отошла к мужу, прося защиты.

      – Здоровые инстинкты, – рассмеялся Соснин. – Сейчас мы со Львом Ивановичем со скуки выпьем, еще не то будет.

      – Фи, мужлан. – Ольга Дмитриевна дернула плечиком. – В присутствии красивой женщины вы собираетесь пить со скуки.

      – Красивой? Дорогая, тебя подло обманули. Ты сексапильная.

      – На мой вкус, это на порядок выше, – подал реплику Гуров.

      Зазвонил телефон, и ни пьянки, ни древнейшей игры не состоялось. Соснин снял трубку, ответил, протянул Гурову.

      – Лев Иванович, вас просит малоинтеллигентный мужчина.

      – Слушаю, – сказал Гуров.

      – Фрищенко говорит. – Голос у майора был действительно простоват. – Там отводной трубки нет?

      – Я слушаю, – ответил Гуров.

      – Началось. Приезжай, креста на тебе нет, полковник.

      – Куда?

      – В цирк. Знал, коли прибывает важняк, значит, руби доски на гробы! Но не сей же момент!

      Гуров положил трубку, взял бокал с коньяком, который так и не попробовал, сначала отставил, потом пожал плечами, выпил.

      – Что-то случилось? – Женщина смотрела участливо, искренне, без кокетства.

      – Игры, – ответил Гуров. – Игры на лужайке. Есть такая профессия – репортер. Спасибо, извините. – Поклонился и быстро вышел.

      – Удар ножом под левую лопатку, прямо в сердце – смерть наступила мгновенно пять-шесть часов назад. – Врач говорил уверенно, обмолвился, что вскрытие ничего не добавит. Труп нашли в деннике, обнаружили благодаря рыжей кобыле, которая к вечеру стала вести себя неспокойно, позже начала биться. Конюх вывел ее на прогулку, кобыла успокоилась, а вернуться в стойло отказалась. Конюх стал искать причину, отбросил складированное в углу сено, там он и лежал, обхватив единственной рукой поджатые к груди коленки, походя на уснувшего мальчишку.

      Конюх позвал живущего в соседнем доме Александра Аверкова, то бишь Сильвера. Следом заторопился сосед, клоун Куприн, который позвонил сначала директору, а уж потом в милицию. Такую последовательность событий установят позже, на допросах, а сейчас дирекция, милиция, живущие при цирке артисты тыркались бестолково, подходили к трупу, некоторые заглядывали в спокойное лицо Ивана Ивановича.

      Даже будучи лицом официально старшим, находясь на месте преступления, полковник Гуров пережидал эту сцену, стоял в стороне. Отработал фотограф, закончил осмотр врач, криминалисту тут делать нечего, кобыла перепахала пол, а на неструганых досках пальцевые отпечатки