Клуб любителей жутких рассказов. Равиль Сафиулин

парнишка с верхней полки, наверное, захотел напоследок произвести впечатление на милую проводницу. И как примерный школьник с задней парты поднял руку, чтобы его все увидели – и, конечно же, услышали.

      «В детстве я часто гостил в деревне. Бабушка с дедушкой меня особо-то не опекали, и я радовался свободе, вольной жизни. Поэтому лето пробегало так быстро, что не успевал даже заметить его. Домой приезжал «с карманами», полными впечатлений. И одна история, приключившаяся со мной, до сих пор стоит перед глазами.

      …Почти полностью обгоревшая, едва державшаяся на черных головешках, казалось, готовая рассыпаться от легкого дуновения ветерка, – эта баня пугала своей ветхостью и какой-то будоражащей душу страшной тайной. За ней закрепилась дурная слава: по ночам, особенно в дождливые дни, отчетливо слышалось, будто кто-то нещадно хлещет себя веником и крякает от удовольствия. Я всегда, даже днем, быстро пробегал мимо нее, боясь оглянуться на ее зловещие останки. Считать себя смельчаком в восемь лет, когда ты еще не вышел из бабушкиных сказок, было бы совсем нечестно! И однажды случилось событие, которое я запомнил на всю жизнь и, которое навсегда врезалось в память…

      …Барабанил дождь по крыше местного клуба. Мы, презрев стулья, лежали на теплом полу возле «буржуйки» и снизу вверх смотрели на белый экран, где шел набивший оскомину фильм про коммуниста, валившего в одиночку лес. И с нетерпением ждали того момента, когда кулаки начнут палить в него из обрезов, и мы начнем изумляться тому, как он, смертельно раненный, находит в себе силы несколько раз вставать на ноги и пугать врагов своей живучестью…

      Но вот закончился сеанс, и все потянулись к выходу. А на улице шел дождь, успевший превратить дорожку к дому в вязкую глину. Как назло, никого из взрослых по пути не оказалось, и мне пришлось добираться одному. Мимо проклятой бани. Я шел будто с барабаном в груди: сердце от страха так стучало, что отдавалось в ушах! Однако это не помешало мне подобрать у забора кусок кирпича.

      …За обломками чернеющей бани кто-то тяжело вздохнул и явственно кашлянул. С отчаянным криком «ура!» я помчался прямо на нее – и, что есть силы, – метнул в зияющую дыру кирпич! Раздался нечеловеческий дикий крик. И стая ворон с громким карканьем вылетела из пустоты. Как я добрался до дома, – не помню. Под утро к нам зашла соседка – тетя Дуся. И с порога сокрушенно заявила: «Васю-то моего вчера чуть не убили, голову проломили. Угораздило его в дурном месте нужду справлять»…

      … Соседский Вася по пьяной лавочке через десяток лет угорит в собственной бане».

      … «Настя, где тебя носит?!», – послышалось возле купе. Проводница всполошилась, испуганно заморгала длинными ресницами: «Это начальник поезда, Егор Сергеич!». Она не успела даже встать, как дверь купе резко открыли – и при солнечном свете, отражающимся от окна, на пороге предстал перед всеми низенький, гладко выбритый дяденька в форменном темно-синем костюме, с фуражкой в руках. «Опять ты байки с пассажирами травишь», – устало протянул