Разводы. Возрастное. Михаил Форр

так он ее называл:

      «А почему Нога? В книжке же вот все по-другому. А у тебя неправильно». «Не знаю, Мишенька», – говорила баушка, – «У нас в деревне так».

      У них все так. Неправильно. Шиворот-навыворот. Все у баб, «в ихней деревне» по-другому. Как только женщина становится старше, то все более упряма.

      Вон. Спит ненаглядная. Уже и глаза-то мои ее еле видят. А может уже и нет бабки поблизости? Совсем. Исчезла? Ну и слава богу. С глаз долой – жизнь легче.

      Хорошо бы. Да какое там. Никуда не делась. Дед вздрогнул и будто очнулся.

      – Ню-ю-ют! Нюта-а-а! – голос его хрипел. Все-таки простудила она его со своим упрямым проветриванием: – Опять дрыхнешь? Проспишь момент, когда за проезд на небеса ангелы попросят.

      Голос деда заклекотал – смеялся. Или нет? Все-таки он был простужен. И довольно сильно. Аня с трудом поднялась и накинула на плечи когда-то яркий и даже нарядный платок.

      Сильно хромая, направилась в сторону кухни. Попутно будто спрашивала у мужа разрешение:

      – Поставлю чайник?

      Они все больше напоминали сказку, где все тянут Репку. Только в их случае в сказке тянули время. Ни детей, ни внуков, которых можно было позвать, рядом давно не было.

      – И салфетки принеси! – дед был на редкость культурен. И всегда любил, чтобы чай и угощенья подвали только с приборами и прочими аксессуарами. Аня даже успела кивнуть…

      Что произошло через мгновенье, пожалуй, не понял никто из двоих. И лишь давно знакомая врачиха из «неотложки» спустя полчаса терпеливо и довольно громко рассказывала, что необходимо предпринять в этом случае: «Разогреете воду и туда эти капельки капните. Сколько я прописала. Понятно?»

      Господи, когда уже его суженую черти унесут? Михаил Викторович вряд ли подумал именно в такой формулировке, но всю жизнь подобная мысль регулярно приходила к нему. Зачем ему такая спутница?

      Только в самом-самом вначале, когда впервые узнал, что Аня беременна первенцем, это было грешно. А, может, и боязно – все-таки ее папа был не последним человеком в судьбе Михаила. Полковник. Скоро генерал – и на повышение. Только терпеливо дожидайся. А пока командир Мишиной части. Этакий гарант мира и семьи, одновременно.

      Чуть заметным одним движением мог и сломать, и возвысить. Впрочем, возвышать-то тесть имел возможность в определенных пределах – его зять

      Миша был из тыловиков-снабженцев. Заведовал складами и прочей материально-войсковой тематикой. Как говорится, на боевые дежурства не рвался.

      Впрочем, почетные грамоты и медали за выслугу лет регулярно получал. И на ревизиях не попадался.

      А Аня рожала и рожала. Год за годом. Миша даже опешил: – Нюта, ты у меня совсем неграмотная что ли? Или брошюрок по предотвращению нежелательной беременности тебе доктор по моей просьбе не передавал?

      Аня только улыбалась. Она мужа любила. И всегда считала, что отсутствие обид и юмор в семейной жизни – залог крепкой ячейки советского общества.

      А потом родился очередной – Кирилл. Дед от воспоминаний прямо в этот момент дернулся, лицом исказился – вспомнил как все было. Врачиха неотложки, наверное, заметила это и за деда даже испугалась:

      – Да не волнуйтесь вы так! Поправится ваша жена – это давление. Я укол ей сделала. Надо бы в больницу. Горе мне с вами…

      Кирилл, значит… тот был совсем-совсем смуглый. И кучерявый. Вот тогда даже сам грозный тесть как-то за рюмкой по пьяни произнес что-то страшное, за гранью: – Если убьешь ее, то я тебя не прощу. Но понять смогу.

      Хорошо, хоть, теща Клавдия Васильевна – низенькая, белобрысая, но крайне приятная толстушка бутерброды им подносила. И реплику услышала:

      – Идиот! Да вы все идиоты! А-то ты не знаешь, что мой прапрадед – Лев Хаимович. Отсюда и завитушки. А был он почетный врач и акушер. Он таких как вы в жизнь доставлял, а ты – «убьешь». Наубиваешься еще. И этот тоже. Папаша – Отелло тыловое. Вояки…

      И добавила этакое жесткое, от души. Иногда позволяла себе выразиться среди своих. И за преферансом. Хорошо играла, с чувством. И на деньги тоже. Хоть и не одобряли это ее увлечение, но и не осуждали сильно.

      Да только от этого еще больше дед стал замечать, что Аня ему не ровня что ли. Будто ее в магазине брал, а что-то от него при покупке скрыли. Вот тещу уважал, не пойми почему.

      Да хотя бы, если не за ум, то за везение – все-таки сама у всех в карты выигрывает. А Аньку-то за что? Только потому что смиренно его обожает? Да кто же за такую любовь уважит?

      Когда кого-то любишь – это вопрос обладания. Или ты обладаешь, или тобой владеют. Хорошо, если хоть какой-то баланс – тогда счастье. Ну хотя бы временами: то один, то другая. Как качели… Да какое-там.

      Теперь же, после резких слов тещи, ситуация только усложнилась. Про то, что ребенок на тебя не похож, еще недавно можно было среди солдафонов отшучиваться. Ну или просто в морду дать. По ситуации.

      И после слов тещи дитячье отличие стало, вроде, понятнее. Но само объяснение почему-то представлялось Михаилу еще более унизительным. Лучше