419. Уилл Фергюсон

почему? Бывало, – сказал он. – Ты просто забыла. Когда я отмахивался от тебя или от Уоррена, а должен был спросить, как у вас прошел день. Не слушал твои истории. Я боюсь, когда время настанет, мне придется смотреть все это заново. Иначе нас в рай не пустят. – Он поглядел на нее. – Прости меня, Лора.

      – Тебе не за что извиняться.

      – Есть за что.

      – Извиняться? За что?

      – Просто – прости. За то, что я должен был, мог бы сделать, а не сделал.

      Надо было ей тогда сказать: «Ты был хорошим отцом. Ты всегда старался». Могла бы сказать, а не сказала. Глядела, как эта минута уплывает в тишину, как тишина уплывает дымом.

24

      Дражайший Генри.

      Как, вероятно, вы известены, защитник моей юности Виктор Окечукву поступил в больницу. Боюсь, его болезнь повернулась к плохому. Жизнь в нем угасает, но он все время повторяет ваше имя и беспокоится лишь о том, велика ли ваша готовность. Когда господин Окечукву упокоится – что неизбежно, у меня не останется никого. Я прошу только вашей помощи. Умоляю вас на колене со слезами на глазах.

      Тьма и опасность подступают со всех сторон.

      До минуты, когда я буду спасена,

      остаюсь искренне ваша

      мисс Сандра.

      Юнец в шелковой рубашке ухмыляется, цепляя к письму фотографию нолливудской старлетки с миндальными глазами и в драном платье (роль наследницы обнищавшего рода, мелодрама из жизни Лагоса). Знаменитая нигерийская кинозвезда сетует на судьбу далекому ойибо – ну еще бы тут не ухмыляться.

      Мугу – 0, фармазон – 1.

      Но не успел он нажать «отправить», пришло письмецо от школьного учителя из Канады, ответ на предыдущее его воззвание.

      Я могу помочь.

      Как легко ухмылка превращается в усмешку, а усмешка – не в хохот даже, глубже хохота. Уинстон откинулся на спинку стула, с хрустом размял шею, глотнул чаю, и Лагос, эта тяжеленная джутовая торба, стал вдруг легкой как перышко, в небытии растворились перепутанные ловушки повседневности. Слаще кока-колы, слаще чая.

      Но не успел он поздравить себя с прекрасно рассказанной сказочкой, как на мониторе появилось лицо – не в, а на мониторе. Отражение в защитном экране – такие на мониторах во всех интернет-кафе. Лицо. Не Уинстона. Он и сообразить ничего не успел – отражение протянуло руку, коснулось его плеча. Полицейская облава? Рейд КЭФП? Уинстон обернулся в текучем кружении шелка, одним отрепетированным движением плавно закрыл окно на экране.

      – Что такое, братуха? – спросил он.

      Худой человек, глаза как болото, в лице пустота.

      – Тебя ога зовет.

      Ога – это не имя. Ога – это титул.

      В сумеречных закоулках Лагоса ога – «босс», ога – «большой человек», ога – «силач». Редко попадается главарь банды или преступного синдиката, который не мыслит себя боссом Таким-то или ога Сяким. Престиж по доверенности, могущество по чисто словесной ассоциации.

      Вот что значит «ога». От Уинстона не ускользнул его смысл. И теперь Уинстону не ускользнуть.

      Глаза как болото, в лице пустота.

      – Твой