Легенды разных перекрестков (сборник). Михаил Веллер

что какое бы оно ни было теплое, круглое и даже пушистое, потомства от такого полового контакта не будет…

      – Оно и к лучшему, – пробормотал механик.

      – …но если вы имеете ввиду судового кота, то он вовсе не пернатый, смею вас уверить. А вообще к скотоложеству наука относится так же, как уголовный кодекс.

      – То-есть?

      – Отрицательно.

      – Скотоложество возможно только на скотовозах, – отмежевался механик. – На обычных же кораблях может быть только один вариант скотоложества.

      – Какой же? – купился профессор.

      – Если любовник – скотина.

      В замкнутом мужском коллективе эстетическая примитивизация индивидуумов происходит удивительно быстро, как будто выключатель щелкает. Всякая духовная утонченность закукливается мигом. Слушатели загоготали. Механик приосанился с видом победителя в научной дискуссии. Гоготанье помогало ему увязать нить беседы с изначально поставленным вопросом:

      – Когда я служил срочную на эсминцах, у нас кок готовил гуся так. Он привязывал ему к лапкам веревочки, потом пристраивал гуся себе на… э-э… сзади ниже талии, а веревочки связывал у себя на животе, как раз над пряжкой ремня.

      – И садился с гусем на сковородку? Гусь-табака по-флотски? Оригинально. Согласен.

      – Нет, – терпеливо продолжал механик. – Сковородка потом. Он перетаскивал гуся вперед. Вроде как женщина может застегнуть бюстгалтер спереди, а потом перетащить на себе на сто восемьдесят градусов в нормальное положение, ну, чтоб удобней было, и тогда уже вложить… как надо… понятно. – Он очень старался излагать на высоте приличий.

      – Действительно, если бюстгалтер сзади, то вложить как надо не очень удобно, – согласился профессор. Три стопки спирта были его нормой, и он чувствовал себя в ударе. – Нам остается выяснить, как кок использовал гуся вместо бюстгалтера и что он в него вкладывал.

      – Как же? Мужской половой детородный пенис, – пояснил механик в медицинских терминах.

      – Куда?!

      Запас анатомической лексики механика был исчерпан.

      – Гусю в жопу, – сказал он, интеллигентностью тона стараясь компенсировать ненаучность выражений.

      Одни ученые очки упали на палубу и разбились.

      – Зачем?!

      – Зачем… Хм! Вы на флоте не служили? А, вы вместо этого учились в университете. Конечно. На эсминцах женщин нет, профессор, тем более студенток. Вот зачем.

      Профессор покраснел и растерялся.

      – И что же дальше?..

      – А дальше самое главное. Он начинал медленно сворачивать гусю шею.

      – И… какой же во всем этом смысл? – пытался держать марку глубокоуважаемый профессор Шумский, доктор биологических наук и автор двух монографий, с позором чувствуя себя недоучкой.

      – А такой, – торжествующе зазвенел рассказчик, – что гусь хлопает крыльями и елозит, как отпетая… б… б… блядь! – Он свел машущие руки перед гениталиями и изобразил, как именно елозит гусь и как он при этом