Вечная мерзлота. Виктор Ремизов

выдерживаю, начинаю злиться и у меня текут слезы. Знаешь, как трудно быть такой матерью! Ведь они тебя не видели. И ты их не видел – таких славных, умных, похожих на тебя, они тебя не видели, а оба ходят точно, как ты, и так же глядят, особенно Сева.

      Сейчас четвертый час ночи… если бы Господь сказал: Любое твое желание! Я взяла бы ребят, крепко прижала к себе и полетела. Все время вижу, как мы возникаем возле тебя, на какой-то поляне в тайге. И я исчезаю, потому что такое условие, такой договор – все мои силы уйдут, чтобы донести их до тебя, а потом я должна исчезнуть из вашей жизни. Вот, что я ненормальная придумала, говорю с тобой, а мне страшно, боюсь их выронить. Господи, как страшно!

      17

      Только в начале сентября попал Белов домой. На подходе к Игарке начистился, прикрутил орден, взял документы на помощника механика Николая Михайловича Померанцева. Тот наладил радиостанцию, они ей уже пользовались и Сан Саныч хотел попробовать официально провести Померанцева радистом на полставки. Белов считал, что делает все правильно, но нервничал – могли и как следует по голове надавать – доверил рацию ссыльному, отбывавшему срок по 58-й статье. Без разрешения органов, без приказа по судну. С третьим отделом госбезопасности такие штуки могли плохо кончится.

      В управлении водного транспорта всем по-прежнему распоряжался главный диспетчер Кладько. В небольшой комнате было много народа. Белов, здороваясь со знакомыми, прошел к столу диспетчера. Докладывать не пришлось, Кладько все знал о работе «Полярного», без лишних расспросов позвонил в третий отдел, не рассказывая ничего лишнего, согласовал радиста Померанцева и стал выписывать нужные бумаги. Сан Саныч с невольным уважением рассматривал немолодого, рано поседевшего человека. По слухам, Кладько ходил когда-то капитаном дальнего плаванья, потом руководил Черноморским пароходством, теперь же он был расконвоированным заключенным с большим сроком. Костюм, светлая рубашка, галстук. Жил главный диспетчер не в зоне, как это полагалось расконвоированным, а в Игарке, как вольный. На заключенного он совсем не похож был, решения принимал быстро, уверенно… может быть, слишком вежливый, – думал Сан Саныч, выходя на крыльцо.

      Он не додумал свои мысли про расконвоированного диспетчера Кладько. Погода была хорошая, дело он сделал и ему просто приятно стало, что он сам – Сан Саныч Белов – не заключенный. Что можно просто стоять среди улицы, щурясь на солнце, и раздумывать, куда пойти.

      Зинаида была дома, лежала на кровати и подпиливала ногти, чуть испуганно на него посмотрела, как будто не узнавала, потом улыбнулась лисьей своей улыбкой, потянулась:

      – Всегда, как снег на голову! Хорошо застал, я в парикмахерскую собралась… Ты надолго?

      – Хоть бы встала, муж пришел… – Белов, улыбаясь, разувался и увидел у двери мужские тапочки. – О! Это чьи же?

      – Что? – не поняла Зинаида, села в кровати и, встревоженно побежала глазами по комнате. – Это мама…

      – Сорок пятый у мамы? – Белов