Три Светланы. Юрий Семенович Лановой

залом, просторной кухней, вместительной прихожей, но больше всего поражала своими обширными размерами лоджия, куда можно было войти из зала и выйти на кухню. Папа даже посчитал, что Вовка мог бы здесь развернуться на своем тракторе. Обычно на этих площадях под самой крышей устраивали свои ателье и студии люди искусства. По всей видимости, прежние хозяева бывали здесь редко и использовали квартиру как подсобное помещение – вся мебель была старой; некоторые предметы даже когда-то составляли часть антикварного гарнитура; с потолка свешивалась старинная, тускло сверкающая хрусталем люстра; стены были увешаны потрескавшимися картинами в резных рамах; варочная плита и холодильник на кухне – не последних моделей. Несмотря на музейность и возраст обстановки, все было в ухоженном состоянии. Было заметно, что накануне квартиру тщательно убрали. Мама считала, что в первую очередь необходимо заменить кровать: стоявшее в зале огромное двуспальное ложе занимало полкомнаты. Папа уже завтра видел на кухне новый, большой холодильник. Только теперь Светлана поняла, зачем родители привезли в очередной корзине годовой запас домашних продуктов – все было заранее известно и продумано, и ей придется остаться в Москве и до начала занятий привести в порядок свою квартиру. Напрасно она надеялась вместе с родителями поехать домой и хотя бы недельку провести с ними на море.

      Николай Григорьевич лично, как будто на даче не было охранника, а он сам не был чиновником высокого ранга Министерства иностранных дел, в шортах и соломенной шляпе, открывал кованую калитку дачи и, как тогда, в далекие комсомольские годы на скромном дачном участке с дощатым домиком, с рюмками в одной руке и бутылкой водки в другой встречал дорогих гостей. Гости взяли по рюмке, Николай Григорьевич налил. Все выпили, Светлана пригубила, и лишь затем Семен Илларионович попал в объятия старого друга. Папа был выше среднего роста, но Николаю Григорьевичу, тем не менее, пришлось немного нагнуться, и лишь потом послышался хруст сжимаемых папиных костей. «Ты все же когда-нибудь меня придушишь, – смеясь, сказал папа. – Дай прежде поздороваться с твоими девочками».

      Людмила Альбертовна, супруга Николая Григорьевича, и дочь Аня ожидали гостей на пороге массивного, двухэтажного, бревенчатого дома, от которого в одну сторону к воротам, а в другую – прямо в лес разбегались уложенные булыжником дорожки. Обе женщины, как и хозяин дома, были очень просто, по-летнему одеты и улыбались навстречу гостям. Аня сразу бросилась целовать подругу и потащила ее в свою комнату. Ей хотелось поскорей узнать впечатления Светланы о квартире на Ленинском. Людмила Альбертовна пригласила маму в зал, где обе женщины опустились в удобные кожаные кресла вокруг маленького столика с резными ножками, на котором стоял пузатый графин и высокие бокалы. Хозяйка сразу предложила гостье отведать сока собственного приготовления. Николай Григорьевич, мягко обняв папу, повел его в сторону леса к спрятавшейся за первыми же деревьями просторной