Путешествие вновь. Андрей Золотухин

сразу, на немецком берегу. Любая, пусть самая черная работа. Не вздумай спорить! Я не белоручка, ты кажется забыл! Нет недостойного труда, есть дурацкие предрассудки и унизительное отсутствие денег.

      Я молча поцеловал её под ключицу.

      – Чуть не забыла: роль ревнивца! У тебя она выходит довольно глупо, – и, откинув голову на подушку, Вера искренно и хорошо рассмеялась.

      32

      Мы прожили в Берлине около пяти месяцев. Это – сложный город, но сейчас мне кажется, в иных обстоятельствах, я вполне мог бы его полюбить. Увы, наше пребывание здесь сразу оказалось осквернено невинной кровью Свечникова, а лихорадочная в целом ситуация в стране и наше катастрофическое безденежье, довершили картину.

      Резные готические силуэты кирх, вечный поток автомобилей. Велосипедисты, норовящие сбить с ног, но всегда готовые любезно извиниться. Неповторимый запах мокрого асфальта, горячего гудрона, бензина. Деловитые толпы рабочих, спешащих на смену и на ходу жующих простецкий завтрак. Неподражаемо музыкальные в своей атональности упруго ритмические звуки фабрик, заводов, мастерских. Скрежет, звон, грохот – величественная промышленная симфония.

      Магазин одежды, на который я наткнулся в одну из своих бесцельных прогулок, – озаренный белым электрическим светом среди черной пустоты переулка. Я вздрогнул от неожиданности: сквозь стекло Schaufenster22 прямо мне навстречу шли манекены – в корсетах, в черном и красном кружевном белье. Это было так прекрасно, что я замер, ошеломленный. Опустил зонтик и перестал сопротивляться вечному дождю. В этих фигурах чувствовалась сила и красота – несмотря на игривость выставляемого товара они были целомудренны и серьезны, отрицая нечистую истому плохих декадентских стихов.

      А кабачки и кнайпы! Уютные милые «Tante Anna», «Berliner Kindl», «Mein lieber Schwan» или «Zum Nussbaum». Обмакнув губы в горечь пильснерского пива, сделав первые – самые вкусные – глотки, приятно было бы вести неторопливые обстоятельные разговоры, вкушая кусочками соленый кренделёк брецель.

      Увы, Берлин, нам не повезло и дружбы не сложилось. Но ты в этом повинен меньше всех. Так вышло, что покровитель мой был убит, женщина моя скорбела, а сам я, вместо того, чтобы восхищенно схватывать все твои чудеса, пугливо вдавливал голову в плечи, спасаясь от липкого лилового ангста, таившегося за каждым углом.

      Да, Берлин, я смог бы тебя полюбить, если бы не всё это. Ну и, конечно, твои тревожные трамваи, вот чего простить нельзя никогда.

      33

      Черная стрела башни Эйфеля подпирала радугу. Бордовые крыши прятались в голубовато-сиреневой дымке. Чирикали воробьи, трубили рожки автомобилей. Пахло ванилью, зеленью, цветами и чем-то еще: синим и счастливым. Почему-то сразу стало легко и радостно. Словно, после долгой тяжелой поездки наконец-то вернулся домой. Я поглядел на Веру. Судя по её мечтательной улыбке и блеску глаз, она думала о похожем.

      – С чего же мы начнем?

      – С самого главного, Женечка. Нужно купить иголок и непременно ниток. Нитки, нитки, нитки…

      Верино увлечение

22

Витрина (нем.).