Будем самими собой. Рэй Брэдбери

Жестянка, развалина.

      – Никакая это не развалина, – возразила из угла Линда, небрежно перебирая своими черными руками пачку грампластинок. Выбрав одну, она придирчиво оглядела ее, поставила на патефон «Графанола» и завела музыку. – Может, все-таки присядешь и успокоишься, ма?

      – У меня еще вполне здоровые ноги, – ответила Сьюзен. – Не такая уж я старуха.

      – Да приедет он, приедет. А не приедет, так не приедет, – сказала Линда. – Ты не можешь заставить этот поезд ехать быстрее или давать ему всюду зеленый свет. Во сколько, он сказал, приедет?

      – Сказал: поезд семь-пятнадцать, здесь стоит полчаса, потом – в Нью-Йорк, сказал, как приедет, сразу возьмет такси, сказал, чтобы не вздумали встречать его на вокзале.

      – Вот оно что, ему стыдно, – усмехнулась Линда.

      – Заткнись или отправляйся домой! – сказала Сьюзен дочери. – Он добрый человек. Я работала в их семье, когда он был еще совсем крошкой. Бывало, таскала его на плечах по городу. Нет, ему не стыдно!

      – Так то было давно, пятнадцать лет назад; сейчас-то он взрослый.

      – Но он же прислал мне свою книгу, так? – возмущенно вскричала Сьюзен.

      Она протянула руку к обшарпанному креслу, взяла оттуда книгу, открыла ее и прочла надпись на титульном листе: «Моей дорогой няне Сьюзен с любовью от Ричарда Бордена». Она захлопнула книгу.

      – Вот!

      – Это ничего не значит, простая надпись, кто угодно может так написать.

      – Ты слышала, что я тебе сказала.

      – Да у него теперь сто тыщ долларов в год выходит, чего ему с тобой возиться, чего ему сюда заезжать?

      – Да потому что я помню его мать с отцом, деда с бабкой, потому что я работала у них – тридцать лет я у них работала, – вот чего; что с того, что он писатель, он что, не может захотеть повидаться со мной, рассказать про свое житье-бытье?

      – Не знаю, – Линда с сомнением покачала головой. – Не спрашивай меня.

      – Он приедет поездом семь-пятнадцать, вот увидишь.

      «Графанола» заиграла «Милашку» в исполнении «Никербокер-квартета».

      – Выключи ты эту штуковину, – сказала Сьюзен.

      – Она никому не мешает.

      – Мешает мне слушать.

      – Тебе не надо слушать, глаза-то у тебя есть, увидишь, как он придет.

      Сьюзен подошла и смахнула иглу с пластинки. Голоса затихли. Воцарилось невыносимо тягостное молчание.

      – Вот, – сказала Сьюзен, глядя на дочь. – Теперь я могу спокойно подумать.

      – Ну и что ты собираешься с ним делать, когда он явится? – спросила Линда, поднимая на нее озорной взгляд белеющих в темноте глаз.