В храме Солнца деревья золотые. Наталья Солнцева

все подряд в больших количествах и умудрялся не пьянеть. То, что он отказался от спиртного, говорило о важности предстоящей беседы.

      – Прекрасная Мария, поймите меня правильно… я не собираюсь обсуждать здесь деловые качества вашего супруга и моего партнера…

      – Вы о Ревине, что ли?

      Геннадий Алексеевич слегка нахмурился. Эти женщины! Что за несносная привычка перебивать?

      – Меня привело к вам беспокойство, – терпеливо объяснял он. – Данила прежде всего мой друг, а потом уже партнер по бизнесу. Он… самый близкий мне человек. Я не женат, родители мои умерли, и вы с Данилой – вся моя семья. Ну еще фирма, конечно. Фирма – это мой ребенок. Я выпестовал, вырастил ее, поставил на ноги, и мне не безразлична судьба моего детища.

      Машенька насторожилась. Этого только не хватало! Неужели у Ревина начались неприятности в делах?

      – А что случилось? – спросила она, замирая от страха.

      Из-за ерунды Холмогоров никогда бы к ней не явился, тем более в отсутствие мужа.

      – Видите ли, Мария Сергеевна, я… теряюсь в догадках по поводу Данилы. Что с ним происходит в последнее время? Вы ничего… э-э… необычного не замечаете?

      – Чего именно? Говорите толком, Геннадий Алексеевич. Я тонкостям светских бесед не обучена, мне желательно попроще и поконкретнее.

      Холмогоров молчал, буравя ее пристальным недоверчивым взглядом.

      «Какой у него неприятный прищур!» – подумала Машенька, невольно внутренне холодея. Как бы там ни было, она не собиралась обсуждать проблемы Ревина ни с кем, кроме его психотерапевта. Даже с Геной.

      – Кофейком не угостите? – опуская глаза, спросил Холмогоров. – Вы божественно готовите кофе по-турецки.

      – С удовольствием. Только вам придется пару минут подождать.

      Машенька поняла, что Холмогоров взял паузу. Значит, разговор действительно предстоит серьезный. Она машинально возилась на кухне, не переставая думать о финансовом директоре. Неужели он что-то заметил? Но ведь все приступы неуравновешенности у Ревина случались в основном по ночам. Днем он оставался прежним Данилой, добродушным, вспыльчивым, порывистым, умным и веселым парнем. «Парень! – усмехнулась она. – Я забываю, что нам с Ревиным уже перевалило за тридцать».

      Она разлила кофе в маленькие фарфоровые чашки и вернулась в гостиную. Холмогоров все так же сидел, глядя прямо перед собой.

      – Прошу, – она поставила на стол кофе и блюдо со сладостями. – Угощайтесь.

      – М-мм… какой аромат! – восхитился гость. – Восток чудесен, вы не находите? Мы обязаны ему столькими наслаждениями.

      Машенька кивнула.

      – Пирожные, конфеты? – предложила она.

      Холмогоров отказался. Он пил кофе и совершенно, казалось, забыл о цели своего визита. Но Машенька знала, что это всего лишь уловка. У Геннадия Алексеевича феноменальная память, он никогда ничего не забывает.

      – Наша фирма находится в непростых условиях, – сказал он, будто и не отвлекался. – Мы должны срочно вернуть крупный кредит.

      – И