Халатов и Лилька. Анатолий Андреев

бороду. Мы с вами играем в жизнь и смерть, а вы продолжаете оставаться очень похожим на обычного человека. Эта игра не для обычных людей, они в ней ничего не понимают.

      – Вот что, уважаемый киллер. Я действительно человек обычный. Никаких сакральных манипуляций с вашей кармой, никакой дешевой мистики. Более того, вы мне поднадоели. Еще откровеннее: ваша проблема, если только вы не врете, представляется мне обыденной до пошлости. Таких, как вы, копнешь – а там одно дерьмо. Извините за откровенность и за выражение. Как-то неловко оскорблять без пяти минут покойника. Вы письмо-то хоть написали, сдержанное, в семь строчек? Пошло многозначительное, пошло вульгарное или пошло сентиментальное…

      – Да, письмо лежит у меня в левом кармане уже три дня. Шесть строчек. Оно, скорее, пошло многозначительное, но ощутима и доля вульгарности; боюсь, я смешал жанры…

      – Боюсь, вы не оригинальны. Мне будет неловко – после того, вы меня понимаете? – только в том случае, если вы натуральный псих. С больного – какой спрос? Если же вы более-менее вменяемы, меня стошнит от скуки. Имя у вас, кстати, тоже пошлое.

      – Да, да, да… Не могу найти достойного обрамления смерти. Не могу найти тот род красоты, который показывал бы мое презрение к смерти, а еще более к жизни… Настолько бессмысленно умирать, что почти жить хочется.

      – Вы пижон, сэр.

      – Вот, вот, сейчас дошло. Свой обычностью вы отрезвили меня. Вы удивительно просто дали понять, что в смерти нет ничего исключительного, вы как-то вывернули ее наизнанку, пошлой стороной. Нет, я не пижон. Просто в смерти я искал разгадку жизни. Давно чувствовал, что ошибаюсь, да вот поди ж ты…

      – Если не пижон, то клоун.

      – Увы, батенька…

      – Если не комедиант, то дурень трагический. Я вам не могу отплатить комплиментом за комплимент: я не могу назвать вас нормальным человеком, то бишь обычным человеком.

      – А вы честолюбивы и самолюбивы, писатель.

      – Как всякий нормальный творец.

      – Очевидно, несчастны…

      – Как всякий нормальный творец. Но я вас разочарую: я, как полное ничтожество, рвусь к счастью. Я не упиваюсь трагизмом и презираю тупики.

      – Спокойно, писатель, ближе к делу. Я люблю ее, вам ясно?

      – Нет, не ясно. Я не Шерлок Холмс. Даже не Агата Кристи. Май нэйм из Владимир Халатов.

      – Я люблю эту ложную блондинку с васильковыми глазами. Что ж тут непонятного?

      – Из-за которой вы хлопнули грека?

      – Ну да. Вот вам и весь пошлый мотив.

      – Это как раз мотив не пошлый, по крайней мере, сегодня.

      – Кстати, фамилия Халатов – не отдает пошлостью?

      – Вольдемар значительно хуже.

      – О вкусах не спорят. Я и ее убью, вот что скверно.

      – Я вас умоляю, мосье Карабас-Барабас, пощадите блондину Мальвину.

      – А может, и не убью. Я сам не знаю. Во мне все сейчас выгорело. Я бы очень хотел, чтобы все это называлось сумасшествие, но боюсь, я в здравом уме, в очень здравом уме.

      – Вопрос как минимум спорный. Но вы