«Новое искусство». Владимир Шулятиков

погасающих лучах, туманных равнинах, необъятных лесах, «как будто неживых, навсегда утомленных», на облаках «поникших, скорбных, безответных, бледных». Даже классические боги древней мифологии, «царственные» боги и те томятся в «тяжелом плену, скорбят, находясь в оковах жизни подневольной закутанных миров». Только Верховное Существо знает истинное блаженство: оно ничем не утомлено[6].

      «Гроза», сломившая г. Бальмонта, внушает ряд чувство полного недоверия к жизни. Поэт-декадент чувствует себя бессильным в «круговороте» современности, отказывается признать какую-либо определенную цель в своем существовании.

      …Мы все идем к чему-то,

      Что для нас непостижимо

      Дверь заветная замкнута.

      Мы скользим, как тень от дыма.

      Мы от всех путей далеки,

      Мы везде найдем печали,

      Мы – запутанные строки,

      Раздробленные скрижали.

      Даже звери, безжизненные тучи, водные пустыни, растения, насекомые – решительно все в природе знает «свой закон», знает смысл своего существования. Человек один представляет из себя исключение:

      Зачем же только ты один

      Живешь в тревоге беспримерной?

      От колыбели до седин

      Ты каждый день другой, неверный?

      Зачем сегодня, как вчера,

      Ты восклицанье без ответа?

      Уносимый всевластным водоворотом «жизни, не дающим ему ни минуты покоя», отказываясь реагировать на этот водоворот, признавая себя рабом «случайностей», г. Бальмонт старается вознаградить себя за свою жизненную неудачу истинно романтическим презрением к людям и современности. Он бежит от людей, от этих «бездушных» людей с мелкими их страстями, он бежит от шумных городов, от «немых и тяжких зданий», от «живого кладбища блуждающих скелетов», от «очага, где слабым места нет, где силен тот, кто лжив». Он бежит даже от зверей, червей и птиц: его душа не выносит «их животный сон». Он со скорбью заявляет, что, «где бы он ни был, он всем чужой, всегда». Он мечтает об одном счастье:

      Счастье души утомленной —

      Только в одном:

      Быть как цветок полусонный

      В блеске и шуме дневном,

      Внутренним светом светиться,

      Все позабыть, и забыться,

      Тихо, но жадно упиться

      Тающим снегом.

      Утомление и психическое бессилие осуждают его на одиночество, на созерцательную жизнь, на ненависть ко всякому проявлению жизни вне его собственного существа, ко всякой производительной энергии.

      Примечания

6

В выражении своего пессимистического миросозерцания г. Бальмонт подражал немецким идеалистам-философам и лирикам, вроде Гартмана и Ленау. – Прим. В. Шулятикова. Гартман Мориц (1821–1872) – австро-немецкий политический поэт и беллетрист, представитель домартовской немецкой политической поэзии. Ленау Николаус; псевд.; наст. имя – Николаус Франц Нимбш фон Штреленау (1802–1850) – австрийский поэт, связанный с группой поздних романтиков – Уландом, Швабом, Кернером.