Брачный сезон. Пелам Вудхаус

если такие же небритые бандиты, как те, каких приходилось наблюдать в зрительных залах мне, то ты просто спровоцируешь их на грубые выкрики и лошадиное фырканье. Нет, надо придумать что-нибудь получше. Постой-ка. Пора – ура – дыра… – Я снова потянулся за графином. – Придумал!

      Пора, пора, пора, Выезжаем с утра. Пускай порвем мы брюки – Дрожите вы, зверюки! Ура, ура, ура!

      Я более или менее рассчитывал сразить его наповал, и как рассчитывал, так оно и вышло. На миг он от восторга лишился дара речи, а потом сказал, что это сразу подымает всю вещь на недосягаемую высоту и он просто не знает, как меня благодарить.

      – Потрясающе!

      – Я надеялся, что тебе понравится.

      – Как это тебе удается сочинять такое?

      – Да так как-то, знаешь ли, само в голову приходит.

      – Может быть, теперь пройдемся по всей авторизованной версии, а, старина?

      – Да, никогда не откладывай на завтра, дружище.

      Интересно, что, оглядываясь назад, всегда можешь точно указать момент, когда, в попойке ли или в каком-нибудь другом начинании, перешел некую грань. Взять, например, этот наш вечер совместного пения. Чтобы придать исполнению живинку, я взгромоздился на стул и стал размахивать графином на манер дирижерской палочки. И это, как я теперь вижу, было ошибкой. Дело действительно сразу пошло на лад, это факт, но у наблюдателя могло создаться ложное впечатление, будто перед ним картина пьяного дебоша.

      А если вы вздумаете возразить мне, что в данном случае никакого наблюдателя не было, я спокойно отвечу, что вы не правы. Мы уже прошли «пускай порвем мы брюки» и приближались к вдохновенному финалу, когда за спиной у нас раздался голос.

      Он произнес:

      – Ну, знаете ли!

      Это можно, конечно, сказать по-разному. Но в данном случае оратор, вернее, ораторша – а это была леди Дафна Винкворт – произнесла вышеприведенную фразу в стиле брезгливой вавилонской царицы, которая забрела к мужу в пиршественную залу, как раз когда вавилонская оргия начала набирать обороты.

      – Ну, знаете ли! – промолвила почтенная дама.

      Мне бы после Коротышкиных рассказов о теткопочитании Эсмонда Хаддока следовало быть готовым ко всему, но надо признаться, его обращение с вошедшей меня покоробило. Он повел себя как низкий раб и трусливый червь. Вероятно, взяв пример с меня, он тоже успел залезть на возвышение, правда, не на стул, а на стол, и размахивал бананом, который сейчас заменял ему плетку, но, заметив леди Дафну, скатился на пол, как мешок с углем, и вид у него стал такой виноватый, заискивающий, что противно было смотреть.

      – Ничего, ничего, тетя Дафна! Все в порядке.

      – В порядке?!

      – Просто мы репетировали. Концертный номер. Ведь концерт уже совсем скоро, нельзя терять ни минуты.

      – Ах вот как. Ну что ж. Мы ждем тебя в гостиной.

      – Хорошо, тетя Дафна.

      – Гертруда надеется, что ты сыграешь с нею в триктрак.

      – Конечно, тетя Дафна.

      – Если, разумеется, ты способен сейчас играть.

      – Как же, как же, тетя Дафна.

      И он, понурив голову, поплелся вслед за нею вон из столовой. Я хотел было пойти следом, но старая гусыня