Возвращаться – плохая примета. Том 1. Юлия Ляпина

жутко привязчивую песенку про апельсин, подхваченную на практике.

      Скроила простую основу, сметала, усилила скруткой подол и шею, набила тем наполнителем, который сумела отыскать, и принялась украшать, раня пальцы без наперстка и по этому поводу шипя сквозь зубы.

      Иголка была самая обыкновенная, швейная. Нитки толстые, а бисер мелкий и очень разный. Набралось всего понемножку, что насыпалось в сумку при перевозке.

      В доме не сыскала ни тесьмы, ни ленточек. Хорошо еще, что в кармашке завалялся измученный жизнью тюбик контура по ткани. Все же рисовать веселее, чем низать бисер на голую нитку.

      К закату я была уже мокрая, словно мышь, и голодная, как волк. А еще уставшая и закостеневшая от неудобной позы. Крылечко – это вам не кресло за любимым рабочим столиком.

      Вран спокойно дрых, утомясь моим шипением и заунывным пением. Зато кукла была готова – белокожая, румяная барышня-боярышня в пышном платье с расшитыми бисером круглыми рукавами.

      Вместо бус я нацепила ей твердые зеленые шарики какой-то травы, замеченной у забора. Контуром раскрасила бусинки в золотой цвет. Той же краской разрисовала подол. Глазки пришлось рисовать иголкой, пользуясь своей тушью для ресниц, а щеки и губы румянить помадой. В общем, получилась самая обычная кукла на чайник.

      Распрямившись, я потянулась, собрала разбросанные по крыльцу лоскутки и пошла в дом.

      Любуясь своей работой, водрузила ее на чайничек и занялась насущным – умыться, переодеться, поесть. Вынесла Врану кашу вместе с ложкой. Недовольно фыркнув, он спокойно съел свою порцию и даже облизнулся, подталкивая ко мне пустую миску.

      Я хихикнула:

      – Что, распробовал? То-то, нечего было носом крутить!

      В награду за компанию я поделилась с ним своей булочкой и обнаруженной в сумке шоколадкой. Почему-то на куклу ушло много сил и сладкого хотелось нестерпимо. Вран от сладостей не отказывался, но ел их уложив голову мне на колени.

      Вдруг в ворота застучали, громко и нервно. Вран вскочил и, расставив лапы, потянулся в сторону ворот. Я взяла его за шерстистый загривок и потянула ближе к крыльцу. Потом, осмелев, подошла к калитке. Доски лежали плотно, внахлест, ничего не видно.

      – Кто там? – крикнула погромче.

      – Госпожа, госпожа, откройте! У нас раненый!

      Вран прислушался к суете за забором, поддел носом калитку. Я поспешила открыть.

      Несколько мужиков, сверкая белками выпученных от натуги глаз, тащили на покрывале или скатерти крупное тяжелое тело, бьющееся и стенающее.

      Распахнув калитку пошире, я громко скомандовала:

      – Заносите в дом, скорей!

      Откуда-то пришла мысль: «Лучше сразу на стол, все равно кровь отмывать».

      Пробежав в кухню, убрала все со стола на пол и кивнула растерянным носильщикам:

      – Кладите сюда.

      Поднатужившись, мужики приподняли свои носилки и развернули на столе. Кровь застыла у меня в жилах. Раненый пугал росчерками алого, бурого и почему-то черного.

      – Так,