Он умел касаться женщин. Вячеслав Прах

городке не самых высоких мужчин – великаном.

      – Скорпион…

      – Именно так, – с достоинством ответил мистер Рорк с улыбкой на лице.

      – Тридцатое октября…

      – Совершенно верно.

      Ребекка плюнула в лицо своему собеседнику, но часть слюны до него не долетела.

      Улыбка сошла с лица мужчины, он вытер рукой капли слюны с подбородка и уголка рта и взглянул на женщину с неким пониманием, пристально всматриваясь в ее глаза.

      Он не сердился на нее за это, нет, он, скорее, сочувствовал ей.

      – За что?

      – За сына-Скорпиона.

      – Вы и сами прекрасно знаете, как баркас назовешь, так он и поплывет. Зачем называть его плохо?

      – Деревянная лодка и железный баркас – два разных судна, мистер Рорк. Это вы обязаны знать.

      – Посмотрите на своего сына, миссис. В этом море деревянной лодкой я могу назвать только вас – не знаю, кто вы и как вас назвали. Сужу исключительно по вашим поступкам.

      – Мои поступки – это моя ноша. Не ваша! – процедила сквозь зубы женщина.

      – Конечно, – улыбнулся мистер Рорк. – Мое дело лишь показывать вам ношу, а нести ее – дело ваше.

      – Да пошел ты.

      – Плывите своей дорогой, миссис. И если хотите воочию увидеть железное судно, то обратите внимание на Люка. Более целеустремленного и отважного мужчины в своей жизни, кроме себя, разумеется, я не видел. Жаль, что он не мой сын, а ваш, – закончил свою речь мистер Рорк и ушел прочь.

      – И мне жаль. – сказала ему в спину женщина.

      Мистер Рорк, хоть и был мужчиной видным, но детей у него до сих пор не имелось, как и женщины. Только шахматы и маленькие мужчины, которых он воспитывал, как воспитали когда-то родители его самого.

      – Я запрещаю тебе ходить на занятия по шахматам, – сказала своим непоколебимым голосом Ребекка, когда Люк вернулся со школы.

      – Почему?

      – Потому что шахматы – не твое. Закрыли тему.

      – А что мое, мама?

      – Слушать и делать, что я тебе говорю.

      – Это не доставляет мне удовольствия.

      – Что? – женщину аж затрясло от такого заявления.

      – Мне не нравится слушать и выполнять то, что ты говоришь. Твоя жизнь скучна и неинтересна, я бы не хотел жить, как ты.

      После этих слов женщина со всего размаха ударила Люка по лицу и рассекла ему верхнюю губу. Люку было больно, но он не заплакал. Он убедил себя, что не умеет плакать, особенно, когда больно внутри, а не снаружи.

      В душе войны не меньше, войны, которую не видит никто.

      Люк с сухими глазами ушел в комнату к брату, а Ребекка осталась на кухне и не смогла, в отличие от своего сына, удержать слез.

      Люк поистине был самым сильным в этой семье. Мальчишкой, который мог удержать Атланта на своих плечах.

* * *

      Покинув здание полиции, директор направился неспешным прогулочным шагом в сторону улицы Франческо Петрарки.

      Эта улица находилась совсем недалеко от полиции, а потому оставленному там старику,