Человек из дома напротив. Елена Михалкова

на другой стороне улицы. Она ждала от него фокусов вроде остановки перед витриной, в которой отражается преследователь, или развязавшегося шнурка, – приемов, что показывают в фильмах о шпионах, – но человек, принесший конверт, ни разу не обернулся. Они вышли к остановке. Вскоре автобус с табличкой «Ховрино» на лобовом стекле вез их в Москву.

      Накрапывал дождик, и Анин капюшон, надвинутый на лоб, выглядел естественно. В метро его пришлось снять. На секунду, увидев толпу перед окошком в кассу, девушка испугалась, но ей вновь улыбнулась удача: хромой встал в хвост соседней очереди.

      Анна отвыкла от метро. Сначала ей было тревожно. Но здесь на нее никто не смотрел, и она, успокоившись, притулилась напротив дверей, сунув руки в карманы. Таких, как она, – в спортивных штанах и не по размеру больших толстовках, в кроссовках на толстенной подошве – вокруг было много. Юноши, девушки… И у всех наушники.

      Мужчина вышел на «Войковской». Дождался трамвая, и вскоре они ехали по незнакомому Анне району: хромой на средней площадке, Анна сзади, где толпились подростки.

      Перестук колес, болтовня, музыка из чужих плееров…

      На следующей остановке хромой сошел и пересек неухоженный сквер, заставленный огромными мусорными мешками, доверху набитыми листвой.

      Во дворе детского дома, где поселили Аню, росли каштаны. Она собирала шкурки-ежики и гладкие орехи, выкладывала из них картины и разбрасывала перед тем, как вернуться в корпус.

      С первого дня в детдоме она интуитивно поняла, что для спасения нужно выталкивать вперед придуманного человека, а настоящего скрыть так глубоко, чтобы вспоминать о нем как можно реже. Не знаешь – не выдашь. И она спрятала себя, как утаила свое настоящее имя. В ней не было ни обиды на судьбу, ни возмущения. Отъезд Ольги Степановны, смерть отца, потеря своего дома… Ее обжитый маленький континент развалился на куски и погрузился на дно.

      Ни разу она не задумалась о том, чтобы попросить воспитателей отыскать Мельниковых. Закрывшаяся дверь гильотиной отсекла от нее прошлое, а вместе с ним остались где-то вдалеке и Ольга Степановна, и канарейки, и стол, похожий на карту мира.

      Да и мира больше не было. Ничего не было, кроме серого дома с каштанами.

      До того дня, когда воспитательница позвала ее с прогулки.

      – Нюта, пойдем со мной. К тебе приехали.

      Серая мышь Нюта, молчаливая, нелюбопытная, направилась за женщиной. Ее привели в комнату, где незнакомая толстая баба стояла возле окна, спиной к Нюте. Журналистка, лениво подумала серая мышь, да пошла она, буду я им изображать дрессированную макаку перед камерой.

      Услышав скрип двери, толстуха обернулась.

      «Нафига вы меня сюда притащили», – хотела окрыситься Нюта.

      Но из бесконечной глубины, из темноты и холода вырвалась и поплыла двенадцатилетняя Аня – к свету, к воздуху, к жизни, к берегу, с которого протягивала к ней руки заплаканная Ольга Степановна.

8

      Хромой привел ее к двухэтажному желтому зданию за оградой. Веранды с надувными мячами, горки и лесенки… Анна стояла перед детским садом.

      «Это