Ф. М.. Борис Акунин

отношениях даме.

Про гостью Элеоноры Ивановны.А может, гостя. Или даже Гостя

      Через пол этак часика после того как ушел бестолковый дылда, в дверь 39-й квартиры позвонили.

      Элеонора Ивановна долго не открывала, смотрела в глазок. Свет, что ли, на лестнице перегорел – темно там было, ничего не видно.

      – Кто там? – наконец спросила она. – Я же слышу, как вы шуршите. Отвечайте, не то в милицию позвоню.

      Тоненький голосок ответил:

      – Открой, Лялечка. Это я, Светуся.^{13}

      Моргунова от неожиданности стукнулась лбом об дверь.

      «Лялечкой» ее уже лет пятьдесят никто не называл. С тех пор, как умерла Светуся, ее сестра, – утонула в озере. Никого Элеонора Ивановна так не любила, как Светусю. Собственно, вообще с тех пор никого не любила.

      И совершила потрясенная Лялечка невероятный поступок: сняла цепочку и открыла дверь. Нашло на нее что-то такое, будто не в себе сделалась.

      Ну в самом деле, не держать же Светусю на темной лестнице?

      Кто-то вошел из темноты, и пахнуло забытым ароматом – духами «Красная Москва», но ничего толком рассмотреть Моргунова не успела, потому что проворная рука сдернула у нее с носа очки, а без очков Элеонора Ивановна почти ничего не видела – семь диоптрий плюс глаукома.

      Попятилась она, совершила два противоположно направленных действия: глаза сощурила в щелочки (чтобы хоть что-то разглядеть), а рот, наоборот, широко раскрыла (чтобы закричать).

      Кое-что разглядела. И лицо непроизвольно сделало обратную рокировку: рот захлопнулся, глаза же широко-широко распахнулись.

      Это была не Светуся.

      Светуся навсегда осталась двадцатидвухлетняя, с двумя косами. А это была старуха в таком же, как у Элеоноры Ивановны, балахоне, с такой же сумкой и в темных очках.

      – Я пошутила. Я не Светуся. Я – Элеонора Ивановна Моргунова.

      В груди у старухи что-то хрустнуло, в глазах потемнело.

      Неужели у меня такой противный, писклявый голос, мелькнуло в голове у пораженной Элеоноры Ивановны. То есть, не у меня, а у… Но как? Почему?!

      Она допятилась до комнаты, чуть не споткнулась на пороге, но устояла на ногах. Сделала еще несколько шагов и упала в кресло. На столике стоял стакан с валокардиновыми каплями, всегда наготове. «Выпей, скорее выпей», подсказало судорожно бьющееся сердце. Но было не до капель – привидение вплыло в комнату, село на стул в темном углу. И снова заговорило:

      – Послушай, ты извини, что я Светусей представилась. Нужно было, чтобы ты дверь открыла. Я ведь, хе-хе, не Дух Святой сквозь дерматин просачиваться.

      Моргунова встрепенулась.

      – Я знаю, кто ты! – крикнула она дрожащим голосом. – «Послушай, ты извини» – с этими словами к Ивану Карамазову обращается черт в девятой главе четвертой части «Братьев Карамазовых». У меня галлюцинация. Наверное, я упала в обморок, и ты мне мерещишься.

      – Мне нравится, что мы с тобой прямо стали на ты, – засмеялась галлюцинация, тем самым подтвердив догадку Элеоноры Ивановны