Не кормите и не трогайте пеликанов. Андрей Аствацатуров

чего ты не спрашиваешь, при чем тут охотник?

      – Лёня!

      – Чего “Лёня”?! Каждый пассажир, короче, должен знать, что он с собой везет. Закон такой.

      Я поднимаю голову и щурюсь. Холодный свет электрических ламп сверху неприятно режет глаза. Опускаю взгляд вниз – под ботинками гладкий как зеркало пол, без единой щербинки. И тут меня окончательно настигает смысл происходящего.

      – Чего делать-то? Блин, Лёня! Опять двадцать пять! Ничего не меняется. Прямо как тогда с икрой… очередной чифилис!

      – Какой еще чифилис? – в его голосе изумление. – А, ну да… Андрюха, ну сколько можно вспоминать! Щас надо думать, что делать, а не искать виноватых!

      – Может, – говорю, – в туалет зайти и все в унитаз нафиг спустить, а?

      Гвоздев вздыхает:

      – Ну, это, короче, на крайняк. Хотя, если честно… не советую. Там у тебя много?

      – Чего много?

      – Чего – чего?! Ты достал… Товара! Свечей, короче, этих геморройных много?!

      – Ну, так… прилично.

      – Блин, геморрой-то какой… – в его голосе я различаю неуверенность. – Деньги-то ведь отдавать придется.

      – С какой это стати?

      ВНИМАНИЕ! СОВЕРШИЛ ПОСАДКУ РЕЙС 104

      АВИАКОМПАНИИ “ЛЮФТГАНЗА”.

      МЮНХЕН – САНКТ-ПЕТЕРБУРГ.

      – Да с такой, что этим ребятам пофиг, что у тебя там случилось. Они все равно с тебя стрясут по полной… Короче, если впрягся отвозить – должен довезти. Остальное – извини, твои проблемы.

      Мне становится не по себе. Накатывает безволие, как в Хемпстеде, когда мы с Катей сидели за мусорками и тряслись от страха. В горле делается сухо, живот сводит змеиной судорогой, по спине опять рассыпаются мелкие градины озноба. Чертов Джек! Куда не кинь – тупик. Оставить чемодан нельзя. Забирать тоже нельзя – посадят. Господи! Надо было в Лондоне оставаться, с Катей. Чё делать-то?!

      – Лучше, конечно, отдать деньги, чем садиться.

      Мне вдруг начинает казаться, что я еще сплю в пассажирском кресле самолета, что все, что сейчас со мной происходит, – это не по-настоящему. Мимо один за другим продолжают идти пассажиры.

      – Чё делать-то?!

      – Во-первых, – говорит Гвоздев. – Давай без паники. Сейчас, короче, вот что… Проходи, короче, контроль, потом – давай за багажом, только сразу, короче, чемодан не хватай, слышишь? Потрись там, понаблюдай. Короче, присмотрись к обстановке. Если что-то подозрительное – хватай чемодан, дуй в туалет и все, короче, спускай в канализацию. Понял?

      “Чего уж тут непонятного? Канализация все спишет. Канализация – царица всех морей, канализация – купайтесь только в ней…” Даю отбой, поправляю рюкзак и иду по разукрашенному рекламой коридору, потом через холл вперед, туда, где стоит длинная очередь в паспортный контроль. Может, все обойдется?

      В небольшом зале, где пассажиры забирают свой багаж, толкотня, как в торговом центре. И физиономии здесь у всех кажутся торговыми, хищно вожделеющими финансового чуда, словно им передалось настроение места. Пассажиры обступили ленту, широкую, черную,