Правда. Терри Пратчетт

ли, – ответил Вильям. – Он в некотором роде нищий. Вот только из Гильдии Попрошаек его выгнали и обратно не пускают.

      – А чего он молчит?

      – Ну, обычно он просто стоит и ждет, пока ему что-нибудь не дадут, чтобы он ушел. Э-э… Ты слышал о таких специальных приветственных повозках? Которыми местные жители и торговцы приветствуют новых поселенцев?

      – Да.

      – Так вот это абсолютная противоположность данной традиции.

      Старикашка Рон кивнул и протянул руку.

      – Точняк, господин Прыщ. А я им говорил, меня на кривой не ого-го-го, дурни клятые, я им говорил. А не качелю я благородство, разрази их гром. Десница тысячелетия и моллюск. Вот фигня.

      – Гав.

      Вильям снова уставился на песика.

      – Рык, – сообщил тот.

      Гунилла поскреб в укромных уголках своей бороды.

      – Вот что я заметил в этом городе, – произнес он. – Люди готовы покупать практически все, только вынеси это на улицу.

      Он взял пачку новостных листков, еще не просохших после отпечатной машины.

      – Эй, господин, ты меня понимаешь?

      – Клятье.

      Гунилла ткнул Вильяма локтем под ребра.

      – Как ты думаешь, это значит «да» или «нет»?

      – Вероятно, «да».

      – Отлично. Слушай меня. Если ты продашь эти листки, скажем, по двадцать пенсов за штуку, можешь оставить себе…

      – Эй, – перебил его Вильям. – Нельзя продавать их так дешево!

      – Почему?

      – Почему? Потому что… потому что… потому что тогда все смогут их читать, вот почему!

      – Ну и хорошо, – спокойно сказал Гунилла. – Значит, все смогут заплатить по двадцать пенсов. В мире гораздо больше бедных, чем богатых, и с них куда проще получить деньги. – Он, поморщившись, посмотрел на Старикашку Рона. – Возможно, вопрос покажется тебе немного странным, но у тебя есть друзья?

      – А я им говорил! Говорил! Разрази их гром!

      – Наверное, есть, – ответил за нищего Вильям. – Он живет с группой… э… таких же горемык под одним из мостов. Ну, скорее не живет, а мыкается.

      – Отлично, – кивнул Гунилла и помахал перед носом у Старикашки Рона свежим номером «Правды». – Можешь им передать: если они продадут эти листки по двадцать пенсов за штуку, то я позволю им оставить себе по целому звонкому пенни!

      – Правда? А знаешь, куда ты можешь засунуть свой целый звонкий пенни? – вдруг спросил Рон.

      – О, значит, ты все-таки… – начал было Гунилла.

      Вильям положил руку ему на плечо.

      – Извини, погоди-ка минуту. Рон, что ты сейчас сказал?

      – Клятье, – изрек Старикашка Рон.

      Предыдущие слова были произнесены голосом, весьма похожим на голос Рона, и доносились они примерно с того же места, где стоял нищий, но были на диво связными и разумными.

      – Стало быть, одного пенса тебе мало? – осторожно уточнил Вильям.

      – Это стоит никак не меньше пяти пенсов за штуку, – откликнулся Рон. Скорее всего, Рон. А может, и нет.

      По