Остаться в живых. Лама Сафонова

При чём тут это клоунское шоу? Мне необходима помощь, а не шоу. Моих друзей, тех, кто реально пытался помочь мне, – в студию не допустили, хотя я давала списки людей, которых хотела пригласить, кто действительно имеет хоть какое-то отношение к моей жизни. Слава богу, что в студии всё-таки оказалась пара-тройка вменяемых людей. Как только закончилась запись программы, в студию буквально влетела Ирина Чечёткина. Её тоже продержали в гримёрке и не дали даже слова сказать. Она, на несчастье редакторов, была представителем власти. «Как вы могли так поступить с тяжело больным человеком?! Да я вас по судам затаскаю за нарушение прав человека! Вы понимаете, что во время публичных издевательств Мразолёва она здесь в студии просто могла умереть?! Вы в своём уме?! Так издеваться над онкобольной!» – кричала она. К нам ринулся народ, который тоже начал открыто возмущаться всем произошедшим. Выбежали редакторы, которые старались «потушить» ситуацию и увести народ. «Я никуда не уйду, пока не будут принесены извинения этой девочке! Она приехала за помощью, за последней надеждой! А вы устроили балаган! Да вас под суд надо!» – Ирина была неумолима. Меня снова пересадили с дивана на инвалидную коляску, и никто не собирался расходиться. Всех возмутил поступок Мразолёва и то, что редакторы допустили его в студию.

      Громкий и феерический разнос Ирины за непонимание серьёзности ситуации и попытку публичного издевательства сыграл свою роль. Выход программы был под вопросом, мы написали письменную претензию руководству канала и требование на запрет эфира. Пускать ситуацию на самотёк мы не собирались. Поднялась внутренняя шумиха, и руководство пыталось разобраться – кто допустил такое сценарное кощунство. Мразолёв пытался потом занести денег всё тем же редакторам, чтоб они как-то вырезали все острые моменты, которые открыто демонстрируют его полным подонком. Ведущего чуть не уволили. И, в общем, у всех участников этой «гениальной задумки» прибавилось седых волос. Муж повёз коляску со мной за кулисы, рядом шла моя мама. За нами семенила директор программы со сценарием в руках и несла какую-то чушь: «Вы поймите, это телевидение. Отзовите свою письменную претензию. Это же шоу! Мы не знали, что Мразолёв будет так оскорблять». Мы остановились. «Не знали?.. Шоу?.. – ответила я. – А теперь посмотрите мне в глаза. Посмотрите. Что Вы сейчас чувствуете? Что Вы будете чувствовать, если Ваши родители или дети приедут на канал за помощью, а их попытаются на всю страну подвергнуть такому стрессу?.. Вам показать, как выглядит моя боль вблизи?! После такого мне не стыдно раздеться. Это Вам должно быть стыдно, что Вы допустили такое!» – и я распахнула одежду. «Смотрите! Смотрите. И пусть Вам будет стыдно». С моего живота сползли пелёнки, и глазам директрисы открылись все мои раны и ещё не зажившие швы, они кровоточили, и из одной из незатянувшихся дырочек в животе текла лимфа. Она замолчала и побелела. Я запахнулась. «Не дай бог Вам узнать – что это такое. Будьте здоровы». И мы двинулись дальше. Директриса