Фантазия в tempo rubato. Роман-трилогия о новейшем матриархате. Первая часть «Украденное время». Михаил Левин

украсила маленький столик возле основного, обеденного стола, накрытого кипельно-белой скатертью.

      Ровно в 16.58 Нестеров вышел на улицу, в костюме, без пальто, замотав горло шарфом и держа телефон в руке. Он многозначительно взглянул на молодого человека в ливрее, встречающего всех гостей заведения. Тот… с пониманием кивнул. Шли минуты…

      Она шла по бульвару. По центральной е части и попала в поле зрения Бориса в 17.03.

      В черном, длинном, ассиметричном, кашемировом пальто, с округлыми полами, на широчайшем поясе, с ниспадающими широкими концами, напоминающими листья кувшинок, модельных, дизайнерских сапогах, благородного… красного цвета. С распущенными, каштановыми волосами. Кисти рук скрывали красные, в тон сапожкам, перчатки. Она шла, позволяя потоку жизни вокруг двигаться быстрее, говорила с кем-то по телефону и дарила прохожим улыбки…

      Зачарованный Нестеров следил за каждым Ее движением. На пешеходном переходе напротив ресторана Она вдруг оторвалась от земли. Не высоко. Не выше чем на пол метра… и плыла… так же медленно, как и шла…

      А вот и Ее рука. Левая рука. Готовая к поцелую…

      Совершенно новые эмоции, словно открытые только что космические звезды, не давали Борису прийти в себя, сосредоточиться, улыбнуться, даже начать что-то говорить, делать, ухаживать, наконец! Божественный шлейф Ее духов приводил Бориса в смятение окончательно. Лишь маленькие неловкости, погрешности, странно пощипывали… Он открыл дверь, но Она вошла не сразу, лишь улыбнулась и вошла только потом. Затем суетливая сцена возле гардероба… стола…

      Теперь они сидели напротив, а высокий, молодой человек в строгом жилете и длинном, белом, строгом фартуке в пол и белых перчатках, открывал перед ними меню. Борис, изменяя себе, даже не чувствовал располагающей, уютной, атмосферы этого привилегированного ресторана. Портреты медиков на стенах, медные аптечные весы, микроскопы, книги, энциклопедии и медицинские атласы, игрушечный паровоз, книги, ароматы хорошей кухни, теплый воздух… все проходило мимо, оставалось незамеченным.

      Буквы прыгали. В слова… они никак не складывались. Зато Лариса… не подавала и виду. Как само спокойствие, изучив меню, украдкой бросив взгляд на совершенно потерявшегося где-то Бориса, она сделала заказ. Подали карамельную свеклу, бутылку сельтерской, два бокала Camus и лимон.

      Где-то фоном, соблюдая традицию русского ресторана, заиграли романсы. Зазвучала подборка. Вертинский, затем Пономарева…

      «А напоследок я скажу…

      Работу малую висок

      Еще вершит, но пали руки…»

      Звучал романс и Нестеров, словно сама бесприданница, Лариса Огудалова, подобрав ноги, приоткрыв рот, страстно смотрела на Паратова… тонула в его голубых глазах… ЕЕ глазах. Сейчас… Паратовым… стала Она. А он… как Огудалова, готов был отдаться, стать частью, кусочком, чем-то неживым и принадлежащим.

      Его… Ее бездонные глаза ожили. Говорящие и умные глаза сказали: «Цыц»! Ноги Нестерова обмякли, позвоночник вытянулся, дрожь