Хёрст. Светлана Савиных

le>

      Холодный, моросящий дождь бьет в лицо, течёт по рукам. Кожа покрывается красными пятнами, вспухает, твердеет и начинает чесаться. Дышать становиться трудно. Задерживаю дыхание секунд на двадцать, ну вот полегчало.

      Сколько человек может терпеть боль, науке неизвестно. Мне – известно, я её терплю, можно сказать, с самого рождения. Трудно привести полный перечень её очагов. Такое чувство, что родился не там и не в то время. При крепком телосложении, можно сказать атлетическом, на первый взгляд, сложно поверить, что у меня могут быть проблемы со здоровьем, но это так.

      Мир кажется мне не совсем таким, каким видят другие. Он что ли многослойнее. Твердое не всегда твердо, непрозрачное может стать прозрачным. Он неоднозначен и полон неожиданностей. Вот сейчас закрыл дверь, «на автомате», и через несколько минут буду мучительно вспоминать, а закрыл ли её. Некоторые моменты помню отчетливо, хотя не понимаю, что в них такого важного: например, толстую, упрямую кондукторшу, которая меня уже три раза спросила про билет. Что я такой сливающийся со всеми, невыразительный что ли? Ерунда какая-то. Знаю точно, что люди, с которыми я знакомлюсь, запоминают меня с первого раза, а она, чёрт, надоела уже с этим билетиком. Может причина в раздражителе? Что раздражает, то и запоминаешь, а что не раздражает – не помнишь.

      Сейчас все слишком эмоционируют: реагируют на события, которые от них за тысячи километров и напрямую никаким боком их не касаются, переживают, злятся, а то, что происходит под боком, в обычной жизни, порой не замечают или стараются не замечать: неприбранный двор, заваленный осенними листьями, асфальт в трещинах и ямах, собаки без намордников и претензий, справляющие свои дела на газоне, машины, проносящиеся с бешеной скоростью и поднимающие грязную волну, обрушивающуюся на тротуар и пешеходов. Это повседневный быт спешащих на работу и учебу людей, каждодневная рутина, а там, далеко, явления, происходящие в большом мире, не вписывающиеся в обычную жизнь и, слава богу, не касающиеся напрямую нас.

      К боли привыкнуть нельзя, она всегда с тобой. Может, есть какие-то методы её облегчить? Иногда захожу на сайты, где рассказывают о новых способах лечения, но как-то всё не о том.

      А тут меня заинтересовал институт, у нас на севере. Тематика у них интересная, что-то о генетической вариативной наследственности, проще говоря, наследственной мутации и методах её лечения. Набиралась команда желающих участвовать в эксперименте, по результатам генетического анализа. Для этого надо было в их адрес отправить конверт с копией паспорта и прядью волос. Ответ пришёл быстро. Я должен был приехать через десять месяцев, в июле, на две недели по указанному в письме адресу. Меня это очень устраивало, потому что летом, во время моего отпуска.

      Время пролетело быстро, и вот стою с дорожной сумкой, только что спустившись с поезда, на перроне вокзала города Т, и думаю, как мне добраться до института. Конечно, в приглашении было указано, как добраться до него и что он расположен не в самом городе, а в пригороде, но мне ужасно не нравится пользоваться автобусами в незнакомом месте: вдруг пропущу остановку или не туда уеду. Тут подъехало такси, и водитель, высунувшись в окно, стал спрашивать у людей на остановке, кому до Громобоева. Он уточнил, что готов подвести за полцены, поскольку у него оттуда заказ на пассажира.

      Бросив сумку на заднее сидение, устроился рядом с водителем: вдруг повезет что-то узнать о том месте, куда еду.

      Узнать удалось немного. Место это мало посещаемое, вызовы бывают не часто, сотрудников, туда, наверное, возит свой автобус. Один раз он подбросил туда молодого человека, а потом забирал оттуда. Так вот, если вперед он ехал веселый и разговорчивый, то возвращался расстроенный, всю дорогу молчал. Минут через тридцать, он высадил меня у огромных, чугунных витых ворот и уехал.

      Подойдя к ограде института, прежде чем нажать на звонок вызова, осмотрел его территорию. За воротами простиралось большое поле, на другом конце которого, в метрах ста от меня располагалось длинное пятиэтажное здание, сталинской застройки. Ворота открылись, и я шагнул на дорожку, ведущую к институту. У входной двери, встретил молодой человек и вежливо предложил следовать за ним. Пока шли по коридору, то и дело попадались люди в белых халатах, которые не обращали на нас никакого внимания. На вид больница больницей, только пациентов не видно. Вошли в кабинет, судя по надписи на двери, заведующего приемным отделением. Мужчина, примерно лет пятидесяти встал из-за стола, представился Олегом Игоревичем, указал мне рукой на кресло, а сам сел, напротив. Он несколько секунд меня рассматривал, а затем, спросил: готов ли узнать всю правду о себе, какая бы она ни была, и если готов, то должен подписать документ о согласии на медицинские манипуляции. Подписал бумагу, и молодой человек проводил меня в палату.

      Палата показалась уютной, какой-то даже совсем не больничной. Кроме кровати, стола, шифоньера и двух стульев, порадовала туалетная комната и большое, во всю стену окно, за которым до самых ворот колыхалось на ветру дикорастущее поле. Почему-то поймал себя на том, что до этого момента, видел всё, словно в сером цвете, будто и не было июльского