День Суркова. Александр Лебедев

возражать, ожидая чего угодно, но только не того, что произошло в следующую секунду.

      Пистолет в руках создания тихо кашлянул, и грудь обожгла раскаленная игла, испортившая смокинг. Сурков крутнулся на немеющих ногах, но попытку к бегству предотвратил второй хлопок, ударивший в спину и поваливший на пол непослушное тело.

      Глава 3

      Голубой коридор, слишком ровный и слишком голубой, чтобы быть больничным коридором. Сурков видел впереди затылок пожилого человека, а впереди него – женщину в белом, а впереди нее еще кого-то и еще, и еще.

      «Я в очереди», – подумал Сурков.

      – Вы последний? – услышал он голос с сильным акцентом.

      – Да, я.

      Почему-то Суркову было стыдно спрашивать, куда эта очередь, зачем он здесь и как сюда попал.

      А на самом деле, как он сюда попал? Сурков сделал шаг в сторону и присел на горчичного цвета пластиковый стул. То, что произошло с Сурковым, было весьма необычным, и по сему вопрос, заданный себе, предполагал рассуждения.

      Эльза сняла с себя лицо, а затем его застрелила. По всей вероятности, не насмерть, но ведь стреляла какой-то гадостью, от которой Сурков упал без чувств. Обобрала, наверняка. Очень похожа эта сцена на сцену из детектива с шантажом, только вот незадача – брать у Суркова нечего. Потом она отвезла его в Дом престарелых и поставила в очередь за лекарствами или еще куда.

      Сурков покрутил головой, пытаясь найти вывеску, табличку или предмет наглядной агитации, но ничего этого не было. Аккуратный голубой коридор был слишком чист, чтобы являться больничным. Сурков поймал себя на этой мысли второй раз. Он попробовал поковырять голубую стену и укрепился в своем подозрении. Мало того, что таких стен не могло быть в больнице, таких стен не могло быть ни в одном месте, где он когда-либо бывал. Никогда Сурков не сталкивался с такой фактурой и цветом, а предположения об импортных стройматериалах не могли выдержать критики. Сурков осмотрел стул, на котором восседал, погладил поверхность, попробовал на прочность ножки и даже заглянул под него.

      – Наконец! – воскликнул Сурков.

      На тыльной стороне был приклеен белый прямоугольник пленки с рядом цифр и надписью на латинице. Только язык не понятен, не английский – это точно. Сурков поставил стул на место и посмотрел на присутствующих.

      «Раз здесь есть учет, значит, и жизнь должна быть», – подумал он.

      Тем временем очередь немного продвинулась, и Сурков перенес стул на несколько шагов вперед, чтобы не упустить из виду впереди стоявшего старичка.

      – За чем стоим? – как можно бодрее спросил Сурков. – Что дают?

      Старичок улыбнулся, но как-то нехорошо, как-то совсем не по-русски.

      – На суд, – сказал он с небольшим акцентом.

      – А кого судят? – Сурков изобразил удивленные глаза.

      – Нас, кого же ещё?

      – А-а-а, – наконец сообразил Сурков. – А где здесь выход?

      – Там и выход, – старичок показал на спину впередистоящего.

      – Ладно, – сказал Сурков, кивая стоявшему