Nathalie. История одного воскрешения. Никита Мирошников

жилищ отколоты доски, словно их пустили на дрова… Но кому здесь топить? А вот и ответ… Вдали виднелась старая изба, из которой, на удивление, сильно валил дым. Света в окнах видно сильно не было, только от печи слабое свечение…

      Подхожу к окну. Возле повидавшей виды печи сидела старуха в сером бесцветном платке. Худая, вся тряслась… Я постучалась в гниющие плотно закрытые двери… Мне никто не открыл. Я постучала ещё сильнее… С опаской, медленно старуха отворила дверь, пар повалил наверх над её горбом. Она была истощена, но в её полуживых глазах я всё же смогла разглядеть удивление. Наверное, не столько от моих одежд, сколько от того, что здесь вообще ещё кто-то может стучать ей в дверь.

      – Проходьте, – сиплым и неуверенным, но полным гордостью бедных голосом она прожевала слова приветствия.

      – Хлеба нету – с долей скорби и ненависти отвесила старуха. Я была на грани чего-то невероятного. Мне стало стыдно за недавний ужин в Бедфорде.

      – Я… – ком встал в моём горле, – Я пришла сюда не за хлебом…

      – А кто ты така? И говоришь странно! Чаво тебе нужно? – оживилась бабка, услышав мой акцент.

      – Меня зовут Натали…

      – Чаво? – протянула она.

      – Наташа, говорю, зовут меня – всё ещё пребывая в шоке, сказала я ей. Предо мной мелькнули щепки и доски покрупнее от соседнего жилища, стоявшие и лежавшие у печи.

      – Почём пришла?

      – Я заблудилась… – какая несуразная ложь! Но не скажу же я ей, что меня к ней само привело!

      – А шла-то куда? Тут кругом всё мертвым-мертво!

      – Давайте просто… давайте посидим… выпьем ч… просто воды попьём и поговорим, хорошо? Я немного испугана, я с мороза…

      – Да раздевайся! Всё равно подохну скоро, так хоть душу отпущу кому пред смертию… – она пошла к большому столу из осины. Я сняла шубу, оставшись в одном только маленьком чёрном платье, ожерелье «комета» из новой коллекции мадам Шанель и… валенках… На стене крючок окружила наледь, стена была чрезвычайно холодной. Я решила просто оставить шубу расстёгнутой, сняв платок с моей головы и взяв его в руки. Сумку бросила у порога.

      – Ну, доча, рассказывай, как забрела-то сюда, – приглашала меня старуха за стол, на котором стояли две кружки кипятка из ведра у печки.

      Я села, согрела, наконец, руки о кружку. Перчатки положила на стол, чтобы он не казался таким пустым…

      – Ой! Знаете, у меня есть кое-что на стол! – с огромным счастьем вспомнила я про sucettes в моей сумочке. Через мгновение на столе в дорогой упаковке стояли дешёвые montpensier. Я всегда пересыпала их из этой дурацкой упаковки в золотую шкатулочку. Старушка со слезами посмотрела на меня, затем выражение её лица сделалось подозрительным…

      – Это что такое?

      – Конфеты… Леденцы… ешьте… бабушка… – последнее слово я произнесла с полной неожиданностью для себя. Но это её расположило ко мне.

      – Не была я никогда бабушкой. И уже не буду, –