45-я параллель. Полина Жеребцова

подняла на меня глаза, обрамленные накладными ресницами, и примирительно улыбнулась:

      – Надо выпить шампанского!

      Пока Вадим бегал за шампанским для своей матери, я попала под вспышки фотографа из местной газеты.

      – Вы читали Лобсанга Рампу? – поинтересовалась у меня Александра.

      Я назвала свои любимые произведения.

      – Ах, какое счастье! – Она захлопала в ладоши, и румянец заиграл на ее лице. – В этом городе вы первая, кто его читал. У меня полное собрание сочинений!

      – Я не из этого города.

      Александра написала мне свой адрес и телефон на визитной карточке музея и пригласила в гости.

      – Будем книгами обмениваться, – пообещала она.

      Я уходила с выставки обнадеженная, что в Ставрополе есть начитанные люди и, может быть, нам даже удастся подружиться.

      Приближалась дата визита к Пилату, или к Савелию Аркадьевичу, как звали русского прокурора. Но на мамино здоровье полагаться было нельзя. Она могла внезапно закатить истерику, разрыдаться и проклинать весь мир. Затем вновь шутила и смеялась как ни в чем не бывало. Я поила ее мятой, валерьянкой и пустырником. Периодически мама кричала, что уйдет в лес, забрав с собой кошек, чтобы начать жизнь Робинзона Крузо.

      Мне жаловаться не разрешалось, что бы ни случилось. Засыпая, мама охала, будто вокруг продолжалась война. Ей несколько ночей подряд снилась моя подруга детства Аленка, запертая в клетке с лешим и водяными. Мама каждый раз пыталась спасти Аленку, вытянуть из болота, но бесполезно. Клетку тянуло на дно. Проснувшись, мама стряхивала с себя кошек и шла в туалет, который покрывался наледью за ночь. Требовалось немалое мужество, чтобы зайти в такую уборную.

      Пересказывая свой сон, мама умудрилась расплескать чай, и меня охватило сомнение, что ей стоит идти к Пилату. Но она настаивала и даже стукнула кулаком по столику, отчего тот закачался. Пришлось согласиться.

      В прокуратуре нас встретила вахтерша с опухшей физиономией. Ее мышиные глазки смотрели с такой ненавистью, что мы с мамой невольно сделали шаг назад, а затем, вспомнив, откуда прибыли, набрали в грудь воздуха и объявили:

      – Нам назначено!

      Вахтерша выглядела лет на шестьдесят и, судя по всему, провела всю жизнь на наблюдательном посту. До нас она выгнала пришедших с очередной просьбой, запустив в них грязный мокрый веник. Это означало, что человек тренируется каждый день и овладел особым мастерством. Но мы тоже не лыком шиты, поэтому я сразу показала просроченный журналистский пропуск, настойчиво повторив, к кому мы пришли.

      Вахтерша восседала за полкой для белья – такая была у моего деда, а стул женщине заменяла стопка книг по истории КПСС.

      – Неудобно, наверное, сидеть, – посочувствовала ей мама.

      Вахтерша прищурила по-китайски левый глаз и прорычала:

      – Табуретке настал кирдык!

      Это было неудивительно. Весила вахтерша не менее центнера.

      Потертые обои, местами превратившиеся