Нереал. Далия Трускиновская

в надежном месте, допустим – в дурдоме, можно будет понемногу распутать этот клубок. Если только клубок существует…

      Поэтому Вася не стал усложнять дело, казавшееся Сорокину сравнительно простым. Он просто пообещал в максимально короткий срок предоставить Башарина живым или мертвым.

      – Все, что потребуется… – и Сорокин выразительно замолчал. – И все, кто потребуются…

      – Пока – только свобода действий.

      – Не только.

      Сорокин полез в ящик стола и достал мобильный телефон – не свежайшей конструкции, не «Nokia» с наворотами, а вполне благопристойная «Motorola».

      – Ваш? – спросил, принимая, Вася.

      – Твой. Запиши номер: девять – тридцать семь – сорок два – шестьдесят пять. Связь каждый час.

      Вася вернулся в кабинет как раз вовремя – снова запищал телефон.

      – Горчаков слушает, – сурово сказал Вася.

      – Вась, ну что ты?… – заныл Игорь. Похоже, он действительно не понимал всей преступной мерзости своего поведения.

      – Ничего. Головой думать надо, – изрек прописную истину Вася.

      – Да я все понял! – прямо-таки застонал насильник-неудачник. – Вася, ты ее видел? Она там была?

      – Я бы на твоем месте показался невропатологу, – с тем Вася и положил трубку. Понимая, что Игорь будет звонить еще и еще, он решил одним выстрелом убить двух зайцев: избавиться от Игоря и разобраться с инкубом. Потому сразу набрал давно знакомый номер.

      Был в Васиной практике случай, когда свидетелем в деле о покраже старинных икон оказался почтенный дед, бывший декан педагогического института. Дед обладал феноменальными знаниями, один мог заменить всю Большую советскую энциклопедию, и при этом трепетал перед именами Маркса и Энгельса. Это Васю удивило – но дед показал статьи Энгельса по военному делу, загнул что-то про односторонний подход к «Капиталу», и Вася понял, что спорить с таким монстром и зубром он еще не дорос, кишка тонка.

      Несколько раз дед давал бесценные консультации – почему бы не расспросить его про инкубов?

      – Добрый день, Георгий Никанорович! – сказал Вася. – Следователь Горчаков беспокоит. Вопросец у меня. Только не смейтесь – что вы думаете про инкубов?

      – Добрый день, Василий Федорович! – отвечал дед. – Интересует ли вас трансформация образа инкуба в мировой литературе, исключительно в русской, в живописи, в музыке? С точки зрения психиатрии? С точки зрения католицизма и православия?

      – Да я хочу понять вообще… – пробормотал Вася.

      – Вообще – это бунт пола против вынужденного целомудрия, – четко, словно отличник на экзамене, доложил дед. – Вы в школе лермонтовского «Демона» проходили?

      – Проходил.

      – Извольте радоваться – натуральный инкуб. Прилетает ночью, соблазняет, привязывает, губит. Но в литературе, Василий Федорович, чаще суккубы встречаются. То есть – чертовки, которые высасывают из мужчины его мужскую силу. Проще говоря – если кому чего в жизни недостает, то оно ему и мерещится. Допустим, некий поэт девятнадцатого