Время-не-ждет. Джек Лондон

Вот три тысячи. Чует мое сердце, что выиграю. И знаешь, что еще мое сердце чует? Время-не-ждет тоже ответит.

      – Можешь не сомневаться, – подтвердил Харниш, после того как Кэмбл бросил свои карты. – Элам Харниш знает, что и когда ему нужно делать. Отвечаю две тысячи. А теперь будем прикупать.

      Прикуп состоялся в гробовой тишине, прерываемой только тихими голосами играющих. В котле набралось уже тридцать четыре тысячи, а до конца игры еще было далеко. Мадонна чуть не вскрикнула, когда Харниш отбросил восьмерки и, оставив себе только трех дам, прикупил две карты. И на этот раз даже она не посмела заглянуть в его прикуп. Она знала, что и ее выдержке есть предел. Харниш тоже не поднял карты со стола.

      – Тебе? – спросил Кернс Макдональда.

      – С меня хватит, – последовал ответ.

      – А ты подумай, может, все-таки дать карточку?

      – Спасибо, не нуждаюсь.

      Сам Кернс взял себе две карты, но не стал смотреть их. Карты Харниша тоже по-прежнему лежали на столе рубашкой вверх.

      – Никогда не надо лезть вперед, когда у партнера готовая карта на руках, – медленно проговорил он, глядя на Макдональда. – Я – пас. За тобой слово, Мак.

      Макдональд тщательно пересчитал свои карты, чтобы лишний раз удостовериться, что их пять, записал сумму на клочке бумаги, положил его в котел и сказал:

      – Пять тысяч.

      Кернс под огнем сотни глаз посмотрел свой прикуп, пересчитал три остальные карты, убедился, что всех карт у него пять, и взялся за карандаш.

      – Отвечаю, Мак, – сказал он, – и набавлю только тысчонку, не то Время-не-ждет испугается.

      Все взоры опять обратились на Харниша. Он тоже посмотрел прикуп и пересчитал карты.

      – Отвечаю шесть тысяч и набавляю пять. Может, теперь ты, Джек, испугаешься?

      – А я набавлю еще пять тысяч, хочу помочь тебе пугнуть Джека, – сказал Макдональд.

      Голос его звучал хрипловато и напряженно, а уголок рта слегка дергался.

      Кернс был бледен, и рука, в которой он сжимал карандаш, заметно дрожала. Но голос его не изменился.

      – Набавляю пять тысяч, – сказал он.

      Теперь центром внимания был Харниш. Выступивший у него на лбу пот поблескивал в свете керосиновых ламп. Смуглые щеки покрылись темным румянцем, черные глаза горели, ноздри раздувались – широкие ноздри, унаследованные от диких предков, которые выжили благодаря богатырской грудной клетке и могучим легким. Но голос у него не срывался, как у Макдональда, и рука, взявшаяся за карандаш, не дрожала, как у Кернса.

      – Отвечаю десять тысяч, – сказал он. – Тебя я не боюсь, Мак. А вот счастье Джека меня беспокоит.

      – Я все-таки наддам пять тысяч, – сказал Макдональд. – До прикупа я был сильнее всех, и сдается мне, и сейчас моя карта не будет бита.

      – Бывает так, что счастье после прикупа вернее, чем до прикупа, – заметил Кернс. – Так и шепчет мне: «Наддай, Джек, наддай!» Придется поставить еще пять тысяч.

      Харниш откинулся на спинку стула, поднял глаза к потолку и стал подсчитывать вслух:

      – До