Обратная сторона. Виктория Вайс

сказал, да и сам, наверное, не знал, что так и не смог выкарабкаться. Внешне, вроде, всё было нормально, ну а кто мог заглянуть внутрь… И приблизительно через год, после возвращения Юны из клиники, он окончательно утратил связь с реальным миром. Его всецело поглотила игра.

      Они продолжали жить рядом, иногда пересекались на кухне по утрам, даже разговаривали о чём-то, но искра, которая ещё недавно воспламеняла их страсть, больше не вспыхивала. Они стали словно чужими друг другу, но не признавались в этом даже себе, и ещё совсем недавно даже умудрялись совершать нечто, что называли супружеским сексом, и если бы не флакончик детского масла, то они не испытали бы ничего кроме боли из-за обжигающей сухости. Но даже эти истошные попытки продлить любовь постепенно сошли на нет, оставив после себя лишь раздражение, мягко преобразующееся в устойчивую ненависть. Костя находил утешение в потустороннем мире игры, которая въелась в его сознание, как червь, а Юна страстно отдавалась работе, с остервенением накидываясь на каждое новое редакционное задание, доводя себя и всех тех, с кем нужно было общаться, до полного изнеможения. Но те материалы, которые в итоге у неё получались, были настолько востребованы читателями, что главный редактор не мог не пустить её по следу очередного громкого дела.

      – Если честно, то я уже стал опасаться за твою жизнь, – начал он очередное утреннее совещание в редакции, – но думаю в этот раз тебя пронесёт.

      – Интригуете, Павел Фёдорович.

      – Работа такая. Я интригую, ты пишешь, они читают, и им нравится читать то, что ты пишешь. Ну а мне нравится получать за это деньги.

      – Это приятно слышать, – улыбнулась Юна, – чем порадуете в этот раз?

      – Есть сигнал, что под вывеской массажного салона «Эдем» скрывается бордель. И бордель не обычный.

      – А я знаю его. Это недалеко от моего дома. И в чём же его необычность? Там работают какие-то особенные бляди или они умеют делать какой-то офигенный массаж?

      – Уж и не знаю, – задумчиво произнёс Павел Фёдорович, – не бывал.

      – Хотите, чтобы там побывала я?

      – Угадала. И не просто побывала, – он прищурившись посмотрел Юне в глаза, – а стала одной из них.

      – Хорошего же вы обо мне мнения. Думаете на меня позарятся озабоченные мужики.

      – Ещё как позарятся.

      – Значит вы официально толкаете меня на скользкий путь продажной любви?

      – И снова угадала.

      Юна сделал вид, что обдумывает предложение шефа, хотя у самой уже всё внутри сжалось от предвкушения.

      – Можно я до вечера подумаю?

      – Да хоть до утра. Только к концу месяца у меня на столе должен лежать такой материал, от которого у всех волосы дыбом станут.

      – А если встанут не только волосы? – с улыбкой произнесла Юна.

      – Это только приветствуется, но умоляю, не переусердствуй, ты мне ещё понадобишься.

      – Постараюсь, – Юна уже хотела выйти, даже дверь