Обжигающий след. Потерянные. Анна Невер

страждущую, уже порядком продрогшую себя. Да что же это такое?

      В возмущении Тиса не сразу заметила маленькую старушку, семенящую к ней по протоптанной в снегу тропинке от соседского дома, того, что слева. Лицо морщинистое, с острыми чертами, платочком пуховым обрамленное.

      – Вы, никак, новая жилица Альки? – приблизившись, бегло и охотно заговорила бабуля, шамкая и окая так, что девушка не сразу стала разбирать слова. – Тарасу-то кричать впустую. Он у ней глухой, что косач. Иль не знали? Отставной моряк. Служил исправно, покамест не застудился ушами. Алька, коли не врет, говорила, собирались звание дать. Заместо этого наперед срока в семью списали. Вот Алька теперь с ним и мается второй год как. А он, остолоп, и горазд на шее жены-то сидеть. Пьет да спит, пьет да спит, трутень.

      Продолжая говорить, соседка привычным движением сломала прутик у растущей рядом осинки, порядком общипанной – оно теперь и понятно почему.

      – Устька, как Мирон помер, так совсем от рук отбился. Выстегать бы энтой хворостиной, как сидорову козу! Балует его Алька. Ох, испортит дитятю. Девчонка их, Натка, как матери дома нет, так с дому бежит. Ох, чую, ничего с этих детей путного не вырастет, помяните мое слово.

      Старушка просунула в дверную щель прутик и с видом заправского взломщика с первой попытки поддела крючок. Калитка распахнулась. Тиса искренне поблагодарила соседку за помощь. Но зайти ей не дали. Бабуля всерьез вознамерилась поделиться всем, что знала.

      После Кадушкиных наступила очередь других соседей.

      – Голиковы, как Вениамин лавку-то скорняжную открыл, вовсе возгордились, гуси чванливые, ни с кем знаться не желают. А все оттого, что Матрена там генеральшей ходит. – О соседях справа: – Соломины подались на Фроловскую каменоломню, думают, золотые горы заработают, так дом брошенным и стоит, раз в неделю наведывается родственник дальний, седьмая вода на киселе, стены протопитью. – О соседях через дорогу: – Строевы яйцами торгуют на базаре, рады без памяти, что дочь замуж выдали. Засиделась их Лашка в девках-то…

      Тиса слушала, уважительно качала головой, отступая потихоньку во двор. Но у старушки-невелички оказалась крепкая хватка матерой кумушки. И когда с Прасковьи Никифоровны, как звали охочую до пересудов соседку, горохом посыпались вопросы, мысленно взвыла. «Откуда приехала? Почему одна? Замужем али нет? И чего в Оранск подалась? Сколько за постой Алька дерет?» Увиливать от ответов становилось все сложнее, а ноги в ботинках совсем околели. На очередном вопросе терпение Войновой помахало белой рученькой.

      – Алька сказала, вас бывшие хозяева выгнали из дому, – сощурила мутные глазки Никифоровна, – а чегой-то они?

      Ну Алевтина Борисовна, ну спасибо! Теперь вся улица судачить будет. Что ж, пусть.

      – Хозяйскому дракону голову оторвала. – Девушка улыбнулась в ответ и успела-таки закрыть калитку перед разинувшей рот соседушкой. Чуть нос ее длинный не прищемила.

      Радуясь флигелю и возможности при желании закрыться в нем на ключ, Тиса следующие часы посвятила самому насущному в мире делу – приготовлению