Снег над барханами. Сергей Коротков

смертью храбрых» – вижу, понимая:

      Здесь прадед мой, отбросив покаянья,

      Жизнь отдал за потомков и мечты.

      И вертится на языке признанье,

      А к горлу подступил тяжелый ком.

      Слеза скатилась по щеке тайком,

      Соленый привкус капель так знаком…

      «Живите вечно!» – внукам в назиданье.

      Глава 5

Окрестности Тамдытау, Узбекская ССР, 1 мая 1944 г.

      Прохлада утра забралась не только в юрту, но и под одежду. Стало зябко и неуютно. Синцов, не открывая глаз, потянулся до хруста в суставах, зевнул. Неприятный запах изо рта быстро вернул из забытья. Он подставил к губам ладонь, снова выдохнул. Сморщился. Алкоголь, сыр и мясо, употребленные поздним вечером, за ночь «подружились» в желудке и теперь источали такое амбре, что лейтенанта самого от себя затошнило. Нужно было срочно почистить зубы, а то перед Гугуш неудобно. Хотя ему не целоваться с ней. Николай расплющил чуть припухшие с похмелья веки. Сумерки в юрте не сразу позволили рассмотреть, что здесь он один. Прислушался. Снаружи доносились шорканье и тихий голосок внучки Агинбека, что-то напевающей себе под нос.

      Синцов проморгался, повернул голову в поиске кувшина или бурдюка, желая смочить горло. Вгляделся в циферблат именных наручных часов. Шесть утра. «Ох, рано-то еще как! Но раз хозяева уже не спят, мне валяться негоже. Мираб с правнуком наверняка ушли на поиски воды», – только подумал он, нежась в обертке из овечьей шкуры, как услышал лошадиное ржание и детский крик. Не радостный, а какой-то тревожный, возбужденный.

      Гугуш перестала мурлыкать восточную мелодию и чистить песком казан, привстала, выискивая взглядом родного человечка. Аманжол появился из-за ближнего бархана верхом на кобыле, резво управляя ею. Он что-то кричал и понукал лошадь, правя прямо к яйлаку.

      Темень ночи неохотно прощалась с пустыней, все еще заволакивая низинки и распадки между барханами, но небо на востоке уже розовело, солнце гладило первыми, пока еще ласковыми лучами грешную землю.

      – Сне-е-ег… – услышал Синцов, недоуменно нахмурился и сел. – Снег падать!

      – Какой еще снег?! – вслух удивился лейтенант, на секунду замер, ощутив в груди нехороший, давящий ком. Мозг болезненно резанула какая-то важная мысль, но ухватиться за нее офицер не успел. Даже не понял, что его так напрягло.

      Николай вскочил, сноровисто натягивая портупею, застегивая ремень и поправляя гимнастерку, шагнул босиком к выходу из юрты. Отогнул тундук, облизнул сухие губы. Приветственно кивнул Гугуш, застывшей столбом возле кострища, из углей которого струился дымок. По склону бархана к ним подскакал Аманжол, размахивающий плетью, ловко спрыгнул из седла, заковылял к юрте, увязая по щиколотку в песке. И все время неустанно твердил:

      – Снег. Там снег падать. Опять джут будет.

      – Аманжол, какой снег? – спросил Николай, надевая сапоги, предварительно вытряхнув из них песок и парочку мелких паучков. – Сегодня первое мая. Весна на дворе. Джут[35] сейчас никак не может быть. Ты о чем,

35

Холодный ветер зимой, зачастую приводящий к заморозкам и падежу скота.