Сыскарь чародейского приказа. Татьяна Коростышевская

встреченная мною в коридоре, была такой же точно – хмурой неповоротливой бабищей, мазнувшей по мне мутным взором и прошедшей далее, даже не ответив на приветствие. Я зашила порванный на локте рукав, от души наутюжила платье и даже скроила из второй нижней юбки белоснежный воротничок, призванный прикрыть неопрятно взлохмаченную ткань на груди.

      Я вертелась перед засиженным мухами зеркалом, когда в дверь постучали. На пороге стояла та самая бабища-соседка, но в этот раз она просто лучилась приветливостью и даже, кажется, подхихикивала:

      – Ты, значит, Геля будешь?

      – Буду, – кивнула я, понимая, что в этом платье я на улицу не выйду даже под конвоем. Вид был придурковатым, особенно на общий образ работал новый кружевной воротничок, всем своим видом вопивший: «Я был нижней юбкой! Хе-хо!»

      – Тебе тут кавалер пакет передавал!

      – Какой кавалер? – Мне почему-то вспомнился кавалер ордена, давешний начальник поезда, и я слегка смешалась.

      – Эльдаром назвался. – Баба бросила на стол шуршащий оберточной бумагой сверток и прижала ладони к раскрасневшимся щекам. – Бойкий малый! Хват! Передайте, говорит, милейшая раскрасавица, эту вот посылочку барышне Геле да скажите, чтоб она в присутствие не опаздывала.

      Тетка уселась на стул и обернулась ко мне:

      – Ну давай, раскрывай. Посмотрим, что там.

      Уходить она явно никуда не собиралась, и, хмыкнув, я потянула завязки пакета. Там был мундир! Настоящий черный суконный чиновничий мундир. Дамский! Длинный сюртук с двумя рядами латунных пуговок, кипенно-белая блуза с изящным жабо, длинная юбка и шляпка с небольшими полями и кокардой разбойного приказа справа на тулье.

      Перфектно! Я чуть в пляс не пустилась и не расцеловала тетку во все четыре ее подбородка. Если таким образом господин Мамаев благодарил меня за помощь, он угадал.

      Я быстро разделась, вовсе не стесняясь чужого присутствия. Сюртук был широковат в талии, зато грудь облегал как влитой.

      – Сымай, – скомандовала тетка, слюня кончик нитки, – подошьем.

      Я замялась.

      – Не сумлевайся, барышня. Дело свое знаем, почитай, четверть века в швеях… Меня, кстати, Лукерья Павловна кличут, но ты меня можешь тетей Лушей звать.

      Я послушно протянула тете Луше сюртук.

      – И юбку скидавай, – командовала соседка. – И накинь чего-нибудь – сходи на кухню, скажи девкам, что от меня, пусть они нам чайку соберут и к чайку чего-нибудь.

      Я оделась и спустилась вниз. На кухне на меня сперва попытались наорать, но, узнав, что я по повелению Лукерьи Павловны, быстро сменили гнев на милость. Да чего там на милость, на подобострастие, – тетя Луша оказалась нашей хозяйкой, владелицей меблированных комнат «Гортензия».

      Через полчаса мою комнатенку было не узнать: здесь стало многолюдно и как-то по-домашнему суетливо, стол ломился от яств, пыхтел самовар, матово поблескивал в солнечных лучах настоящий фарфор чайного сервиза.

      – Ковер