Дневник. Чак Паланик

тому же, когда говорят «перекрыть кислород», это всего лишь фигура речи. Одним щелчком выключателя тут не обойдешься. В больнице наверняка есть аварийные генераторы, безотказная сигнализация, батареи электропитания, десятизначные секретные коды, пароли. Нужен специальный ключ, чтобы отключить аппарат искусственного дыхания. Нужно постановление суда, письменный отказ от претензий, присутствие пяти свидетелей, согласие трех врачей.

      Так что не дергайся. Никто не перекроет тебе кислород, пока Мисти не придумает, как разгрести это дерьмо, в котором она оказалась твоими стараниями.

      Если ты вдруг не помнишь: каждый раз, когда она приезжает к тебе в больницу, она надевает одну из тех старых дешевых брошек, что ты ей дарил. Она снимает брошку и держит булавку открытой. Булавка, конечно, протерта спиртом. Не дай Бог, у тебя останутся шрамы или ты подцепишь стафилококк. Медленно, очень медленно она втыкает булавкой тебе в предплечье, или ступню, или кисть. Пока булавка не упирается в кость или не выходит наружу с другой стороны. Если есть кровь, Мисти ее вытирает.

      Это так трогательно.

      В некоторые приезды в больницу она вонзает в тебя булавку не раз и не два. Она шепчет:

      – Ты что-нибудь чувствуешь?

      Не то чтобы в тебя никогда не вонзались булавки.

      Она шепчет:

      – Питер, ты еще жив. Как тебе это?

      Тебе, пьющему свой лимонад и читающему эти строки под деревом дюжину лет спустя, сто лет спустя, тебе следует знать, что это лучший момент за все время, пока она сидит у тебя в палате: когда она вонзает в тебя булавку.

      Мисти. Она отдала тебе лучшие годы жизни. Она тебе ничего не должна, кроме большого толстого развода. Глупый, дешевый мудила, ты собирался оставить ее с пустым бензобаком, как было всегда. Плюс к тому, ты оставил свои полные ненависти послания в стенах чужих домов. Ты обещал любить, почитать и беречь. Ты говорил, что сделаешь Мисти Мэри Клейнман знаменитой художницей, но оставил ее нищей, ненавидимой всеми и одинокой.

      Ты что-нибудь чувствуешь?

      Мой дорогой глупенький лжец. Твоя Табби шлет папе объятия и поцелуи. Через две недели ей будет тринадцать. Уже подросток.

      Погода сегодня отчасти свирепая с периодическими вспышками ярости.

      Если ты вдруг забыл: Мисти притащила тебе подбитые овчиной ботинки, чтобы у тебя не мерзли ноги. Тебе надели плотные ортопедические чулки, которые гонят кровь обратно к сердцу. Когда у тебя выпадают зубы, твоя жена их собирает.

      Просто для сведения: она все еще тебя любит. Она бы не стала тебя истязать, если бы не любила.

      Ты, мудила. Ты что-нибудь чувствуешь?

      2 июля

      Ладно, блин. Да.

      Просто для сведения: Мисти отчасти сама виновата во всей этой хрени. Бедняжка Мисти. Мисти Мэри Клейнман. Маленький беспризорный продукт развода, чьей мамы почти никогда не бывало дома.

      Все сокурсники в институте, все ее подружки с факультета изящных искусств, они говорили:

      Не