Варан. Марина и Сергей Дяченко

наружу. Вытягивался в дверной проем.

      – Скоро конец сезона, – сказала Нила.

      – Ты вернешься на Малышку? – спросил Варан, обрадованный возможностью сменить тему.

      Нила покачала головой:

      – Мать… Ну, короче, мать договорилась, чтобы меня взяли наверх. Княжна, ну, князева дочка, хочет большую свиту…

      Варан молчал, пораженный этой новой бедой.

      – Я думала, – отрешенно продолжала Нила, – что ты… Ну, что тебя уже – все… Поэтому согласилась. А теперь поздно менять… Слушай, может, и тебе… Тут, наверху, тоже люди нужны. Хоть бы и на пристани…

      Варан вспомнил причальника Лысика.

      – Нет. У меня дом, поле, отец, мать, сестры… И ведь мы хотели пожениться – ты помнишь?

      Нила отвела глаза:

      – Помню.

      – И что теперь?

      Нила пожала плечами:

      – Не знаю.

      – У тебя кто-то есть? – свирепо спросил Варан.

      Нила улыбнулась:

      – Нет… Когда ты ревнуешь, ты смешной.

      – Смейся, – предложил Варан. – А ты знаешь…

      Он вдруг вспомнил, что не успел сообщить Ниле о том, кем на самом деле был «этот хлыщ». Он уже открыл рот, чтобы сказать, чтобы увидеть на ее лице растерянность, недоумение и страх – и вдруг понял, что говорить ни в коем случае нельзя. Так она забудет его через день – а зная, станет вспоминать сегодня и завтра, перетряхивать в памяти детали, придавать им новый смысл; незначительный образ «хлыща» укрепится и вырастет, питаемый любопытством…

      – Что? – спросила Нила.

      – Ничего, – Варан отвернулся. – Давай спать.

* * *

      На другой день он провел по малому маршруту чьего-то зазнавшегося слугу – самоуверенного и наглого, в отсутствие хозяина мнящего себя господином. Варану, впрочем, было не привыкать – он ни разу не потерял терпения. Уходя слуга бросил ему мелкую монетку на чай; Варан поймал.

      Больше заказов не было.

      Варан оседлал Журбину (Кручина, чем дальше, тем свирепее проявляла норов) и отправился в пещеры – один. Добравшись до «каменного сада» – места, где была найдена сотка, – натянул поводья и велел змейсихе остановиться.

      В расщелине скалы нашел подходящий камень – не очень большой, но и не маленький, обросший ракушками. Прижав камень к груди, нырнул.

      Брюхо у Журбины было желтое, лапы врастопырку. Варан опускался все ниже, почти не прилагая усилий. Здесь нет дна; камень будет падать и падать, пока не ляжет на чей-нибудь огород…

      Вода все сильнее наваливалась на уши. Варан судорожно сглатывал, выпускал из носа пузырьки воздуха; среди толщи воды ему виделось радужное сияние. После тюрьмы оно мерещится всюду: в выгребной яме, в тарелке супа, в морской глубине…

      Воздух в груди перегорел, превратившись – так казалось – в жгучую смолу. Варан выдохнул его, пузырь за пузырем, поднимаясь на поверхность; схватил воздух ртом. Отдышался. Снова полез в расщелину – на поиски нового камня.

      Журбина смотрела на него с насмешливым удивлением.

      – Отдыхай, – сказал ей Варан. Змейсиха утомленно