Заговорщики. Перед расплатой. Ник. Шпанов

своих первых пуль. И действительно, дымок уже тянулся из-под центроплана американца.

      Чэн перевел взгляд на «голубую ящерицу» и с облегчением увидел, что она невредимой перешла на вираж вокруг падающего американского самолета.

      Увидев пылающий самолет американца, Фу с досадою ударил по колпаку. Он не заметил, кто зажег самолет, но было ясно: все усилия, все хитрости пошли насмарку. Кто-то помешал посадить американца, кто-то из своих погорячился.

      Задание было сорвано. Оставалось драться, как всегда. Фу собрал свои самолеты. Бой продолжался по привычной программе…

      Чэн прозевал приказание ведущего и не заметил, что к Фу собираются все товарищи. Увидев пламя там, куда уперлись трассы его очереди, он забыл обо всем, кроме возможности бить еще и еще. Были забыты все обещания, данные самому себе. Чэн больше не думал ни о строе, ни о товарищах. Его помыслы были заняты поисками цели, в которую можно было бы послать следующую очередь. Все, чему он учился когда-то, все, чему столько лет учил других, собралось сейчас в руке, охватившей штурвал. Тут, в этой невзрачной дюралевой трубе, оплетенной затертым шпагатом, был сейчас весь смысл его жизни. Хотелось взять от машины все, что могут дать полторы тысячи лошадиных сил, зажатых в моторе. Чэн испытывал полное слияние с машиной, которое приходит в восторге полета. Крылья казались продолжением собственных рук, каждое движение кисти, каждый нажим ступни – естественными, как шаги при ходьбе. И над всем главенствовало и все подавляло одно непреодолимое, ни с чем не сравнимое желание: стрелять! Ведь он стрелял боевыми зарядами, стрелял не по холщовым мешкам конусов, не по щитам мишеней, – его выстрелы должны были настичь уклоняющегося, сопротивляющегося врага.

      Еще два раза он отчетливо видел, как под его выстрелами загорались вражеские самолеты.

      Значит, сегодня три!

      Три!

      Целых три!

      А может быть, только три? Всего три сбитые машины за целую вечность, что он кружится в жарком просторе высоко над землей.

      Чэн заставлял машину проделывать целую цепь сложных фигур, чтобы занять выгодную позицию. Эта позиция была ему нужна всего на долю секунды. Доля секунды – и тогда будет четвертый трофей за день.

      Сделав вид, будто хочет атаковать врага в лоб, и якобы не выдержав сближения, Чэн задрал нос самолета, уверенный, что сам находится вне прицела. На себя, еще на себя, пока машина не войдет в перевернутый полет! А там, неожиданным для врага иммельманом, оказаться у него на хвосте и прямой очередью послать жертву вслед первым трем. Четвертого врага за день!..

      Но что же это?! Крик удивления и досады едва не вырвался из груди Чэна, а может быть, и вырвался, да он сам его не услышал за ревом мотора. Перебои, несколько коротких перебоев мотора! Быстрый взгляд на бензиномер: ноль! Как он мог прозевать, что баки пусты?! Как мог, как смел? Он, инструктор Чэн!..

      Ненависть к самому себе, страх перед тем, что должно сейчас произойти, на миг заполнили мозг.