Незавершенная Литургия. протоиерей Алексей Мокиевский

там мою увидишь…

      «Отец сильно постарел», – вдруг отметил Александр. То ли не приглядывался раньше, но сейчас его лицо, казалось, совсем осунулось, его почти не было видно из бороды. Только глаза, как угольки, горели с прежней силой и проницательностью. Чаевничал он недолго: сделав пару глотков дымящегося крепко заваренного чая вприкуску с кусковым сахаром, снова лег.

      – Я, Саша, покемарю. И ты ложись, Санькина комната открыта. А он придет, на бабушкину койку ляжет. Я таблеток напился, тепереча хорошо спать буду. – С этими словами дед отвернулся к стенке, на которой красовался старый гобелен с оленем, и тихонько засопел.

      Уставший от дорог и волнений, Александр лег на постель в Сашкиной келье, но сон не шел, и он бездумно осматривал развешанные по стенам рисунки, чуть видные в сумеречном свете белой ночи. То, что его сын рисует, он знал, но загруженность на работе и редкие побывки дома не позволяли ему отслеживать развитие Санькиного художественного дарования. Только вот эта вынужденная жизненная пауза позволила приглядеться к его рисункам повнимательнее. Это были неплохие акварели, замечательная графика, выполненная тушью, карандашные наброски. Импровизированный вернисаж увлек его настолько, что он поднялся с кровати и включил свет. Лампочка без абажура ярко зажгла краски. С картинок открывался удивительный, фантастический мир детской души. Сюжетов было несколько, но преобладающими были два, каждый раз по-новому повторяющиеся в разных произведениях: утопающая в водах церковь и лицо миловидной девушки. В плывущей по водам церкви Александр без труда узнал храм Покрова, что стоит на острове посреди Волго-Балта в пяти километрах отсюда, а девичий лик был ему незнаком; это была не девушка вообще, а какая-то знакомая художнику девица, потому как она на всех рисунках была одна и та же, словно она ему позировала. «Да он влюбился!» – подумал Александр, вглядываясь в лицо незнакомки. Оно напоминало ему врубелевскую Царевну-Лебедь с глубокими, бездонными глазами, наполненными непередаваемой грустью.

      Тут же вокруг виднелись следы творческой деятельности – пестрые листки с пробными мазками – и инструменты: краски, карандаши, баночки с тушью, кисти разных номеров. Было в этом беспорядке невидимое присутствие самого художника. Вспомнилось о Сашкиной отлучке. Александр бросил взгляд на часы. Ходики с кукушкой показывали половину третьего. Глаза слипались, но чувство беспокойства невольно шевельнулось в душе: «Где его, правда, носит?»

      Отец в соседней комнате негромко храпел, закинув за голову руку. На краю постели, чуть прикрыв глаза, нес ночную вахту толстый серый кот. За окнами уже брезжил рассвет. На улице стало тихо. «Может, он домой подался?» Александр присел за Сашкин стол и увидел толстую тетрадь в синих корочках, на которой со всей тщательностью было выведено: «Краеведение». Он взял тетрадку и пролистал. Она, оказалось, была испещрена записями. Размашистым почерком Сашка выводил абзац за абзацем, разными ручками и с разной старательностью. Из прочитанного следовало,