Всего один день. Лишь одна ночь (сборник). Гейл Форман

не такие, как у нас.

      – Давайте, – Мелани протягивает руку и принимается обмахиваться флаером, как веером.

      – Что там написано? – спрашиваю я, а сама смотрю на этих ребят. Здесь, в полном туристов Стратфорде-на-Эйвоне, они выделяются как огненные маки на зеленом поле.

      Посмотрев на флаер, Мелани морщится.

      – «Партизан Уилл»?

      К нам подходит девчонка с прядками цвета фуксии, о которых так мечтает Мелани.

      – Это Шекспир для народа.

      Я рассматриваю флаер. «Партизан Уилл. Шекспир без границ. Шекспир освобожденный. Шекспир задаром. Шекспир для всех».

      – Шекспир задаром? – читает вслух Мелани.

      – Ага, – отвечает девчонка с волосами цвета фуксии. У нее британский акцент. – А не ради капиталистической прибыли. Именно об этом мечтал бы сам Шекспир.

      – Думаешь, он не хотел бы продавать билеты на свои пьесы и зарабатывать на них? – Я не умничать пытаюсь, но вспоминается фильм «Влюбленный Шекспир», там он постоянно был в долгах.

      Девчонка закатывает глаза, я начинаю чувствовать себя как-то глупо и опускаю взгляд. Меня накрывает тень, загораживая от палящего солнца. И тут я слышу смех. Я поднимаю глаза. Я не вижу толком стоящего передо мной человека, потому что солнце, еще очень яркое, несмотря на то, что уже вечер, освещает его сзади. Зато я хорошо его слышу.

      – Думаю, она права, – соглашается он. – Возможно, быть голодающим художником не так-то уж и романтично, если ты действительно голоден.

      Я несколько раз моргаю. Когда глаза привыкают к свету, я понимаю, что парень высокий, может, сантиметров на тридцать выше меня, и худой. Волосы всех оттенков светлого, а карие глаза настолько темные, что кажутся почти черными. Мне приходится задрать голову, чтобы посмотреть ему в лицо, он же наклоняется ко мне.

      – Но Шекспир ведь мертв, он в могиле лежит, а не гонорары собирает. А вот мы живые, – он раскидывает руки, словно имеет в виду всю вселенную. – На что идете?

      – На «Гамлета», – отвечаю я.

      – Ах, на «Гамлета», – у него акцент совсем едва заметен. – Я думаю, что такой вечер на трагедию тратить не стоит. – И смотрит на меня так, будто это был вопрос. А потом улыбается. – Как и не стоит сидеть в четырех стенах. Мы ставим «Двенадцатую ночь». На открытом воздухе. – И вручает мне флаер.

      – Мы об этом подумаем, – жеманничает Мелани.

      Парень вздергивает костлявое плечо и опускает к нему голову, почти касаясь ухом.

      – Как пожелаете, – отвечает он, хотя смотрит на меня. А потом неспешно отходит к своим.

      Мелани провожает его взглядом.

      – Ого, почему этого нет в программе нашей культурной феерии? Меня как раз такое интересует!

      Видя, как они уходят, я вдруг чувствую какое-то странное влечение.

      – Вообще-то «Гамлета» я уже видела.

      Мелани смотрит на меня, вскинув брови, которые она выщипала до совсем уж узкой полоски.

      – И я. Хоть и по телику, но все же…

      – Можно