Сольск. Алан Кранк

в руку. Он был теплым и необыкновенно тяжелым.

      Это конец. Второй и последний. Первый случился с ним двенадцать лет назад, когда он за одну ночь проиграл в «испанку» имение отца и еще пятьдесят тысяч сверху. Тогда его спас будущий тесть – Петр Федорович Сольский. Царство ему небесное. Схоронили в прошлом году под Покров. Теперь спасать Илью Тимофеевича было не кому.

      С урожая – а его теперь уже точно не будет – он собирался рассчитаться с банком и соседом, помещиком Ярмолиным, у которого занимал деньги до сентября.

      Сначала он профукал наследство, а теперь и приданое. К зиме имение уйдет с молотка. Они съедут в город на квартиру. А дальше – позор и нищета. И если бы эта участь ждала только его одного, тогда еще ладно. Где наша не пропадала. Но Катерина Андреевна? А Женечка? А Варечка? Ей доктор на воды в Баден-Баден ехать прописал. А теперь – какие воды? Сейчас ей семь. Грядущая восьмерка зловеще выглядывала из-за горизонта. Все будет выглядеть вполне закономерно, но дело, конечно, не в Баден Бадене и не в чахотке. Проклятая восьмерка решила добить его.

      Выжженное поле поплыло перед глазами.

      – До чего дым едкий.

      Илья Тимофеевич скривился и потер кулаками глаза.

      – Да, задымило. Точно под Бородином. Возьмите, ваше благородие.

      Приказчик протянул свернутый вчетверо застиранный платок.

      – Не надо. У меня свой есть. На той неделе младшая подарила. Рукодельница растет. Замуж выдавать будем, очередь из женихов до Вологды выстроится.

      Илья Тимофеевич вытер слезы и громко высморкался.

      – Надо обойти вдоль леса, поглядеть. Может, туда дальше к реке что осталось? Только пешком. Лошадь ноги переломает.

      – Будет исполнено, ваше благородие.

      Макар поправил сапоги и бодро зашагал вглубь тлеющего поля. Скоро он исчез в дыму.

      Огонь тушили весь день и всю ночь. Первые две попытки отрезать от огня уцелевшую пшеницу провалились. Лошади, учуяв запах дыма, отказывались идти, а распаханные полосы оказывались слишком узкими. Огонь, перескочив через них, двигался дальше. Лишь на рассвете следующего дня, перепахав узкий перешеек между двумя крупными полями, пожар удалось остановить. Уцелело не больше осьмушки всех хлебов.

      5

      Большой черный камень размером с пивную бочку лежал в грязи скотного двора. Илья Тимофеевич деловито стоял над находкой, заложив руки за спину.

      – Надо расколоть надвое.

      – Пустая затея, Илья Тимофеевич. Только деньги потратим.

      Хозяйские прихоти на фоне грядущей большой беды (а в том, что зимой имение ждет голод, Макар уже не сомневался) выглядели особенно глупо, если не сказать цинично. И было что-то еще. Он чувствовал исходящую от метеорита опасность. Никакой логики – только предчувствие. Как двенадцать лет назад в блиндаже, когда он оборвал разговор на полуслове и выбежал наружу, прежде чем в укрытие угодило ядро. Все, кто остались в землянке, погибли.

      Макар обошел камень вокруг. Это как гадюка: ничего страшного,